Германия

Израиль ЗАЙДМАН

 

Страна, в которой мы живем

 

Одна наша читательница несколько раз меня укоряла: «Что вы все о Путине да о Путине, иногда о Трампе, об Украине или Израиле, но очень редко о стране, в которой мы живем? А здесь тоже происходят важные события…»

 

Замечание, в общем, было справедливым, и я решил исправить ситуацию. Ждал только подходящей оказии. И она случилась: 28 декабря теперь уже прошлого года «Frankfurter Allgemeine Zeitung» опубликовала статью под заголовком «СДПГ намерена изменить свое отношение к Москве».

 

Душа моя возликовала: давно пора! А в чем дело, чем меня не устраивало то отношение СДПГ ко внутренней и внешней политике путинского режима, которое можно было наблюдать все годы нашего проживания здесь?

 

Поясню. Вы, вероятно, заметили, что Путин стремится привлечь на свою сторону все правые, популистские, тяготеющие к авторитарности партии и движения в странах Европы. Некоторые из них, как, например, во Франции, он поддерживает материально. И все эти партии и движения сами льнут к нему как к воплощенному в жизнь образцу их мечты, их идеала.

 

Но какая досада: в одной из самых крупных, экономически мощных и влиятельных европейских  стран сколько-нибудь значительные правые партии или движения долгое время не могли сформироваться.

 

Причины понятны. В народе жива память об авторитарном правлении нацистской партии во главе с фюрером, и во что это обошлось Германии. Да и нынешние власти присматривали, чтобы не вырос еще один ядовитый гриб.

 

И ко времени прихода в России к власти Путина, то есть к началу 21 века, действующих право-популистских партий в Германии не было. А без точек влияния внутри такой важной страны Путин вряд ли мог рассчитывать вернуть России былое ее величие, а с ним приобрести и немного своего, личного. Попросту: войти в историю.

 

Но случилось чудо – не только в масштабах Европы, но и всего мира, пожалуй, даже всей истории человечества. Ну, к примеру, как если бы в Древней Греции Спарта вдруг обернулась вторыми Афинами…

 

А в Германии, в которой мы живем, партии, называющие себя левыми, заняли по отношению к путинской России места отсутствующих правых партий, их противоположностей!

 

А тут еще – не без некоторого российского содействия – появилась еще одна могучая опора – президент Америки. Германия – Америка – да это же столбовая дорога к величию России!

 

Но Трампа мы пока оставим, вернемся к нашей Германии. Как такое перерождение ее левых партий могло произойти?

 

Эта метаморфоза, на мой взгляд, в той или иной мере связана с именем выдающегося политического деятеля Германии второй половины прошлого века Вили Брандта.

 

Он родился 18 декабря 1913 г. в Любеке незаконнорожденным ребенком, не знавшим своего отца. И мало опекался матерью. Воспитал его дед, убежденный социал-демократ. Мамаша, впрочем, тоже была активной участницей рабочего движения.

 

В 1929 г. он вступает в молодежное социалистическое движение, в 1930 г. в социалистическую партию.

 

Он становится свидетелем смертельной борьбы веймарсксй демократии с нацистами. Начинает писать в газеты.

 

После захвата власти Гитлером партия посылает его в Норвегию. В ночь на 1 апреля 1933 г. рыбачья шхуна тайком перевозит его через Балтийское море в Данию. Пробыв недолго в Копенгагене, он переезжает в Осло. После оккупации немцами Норвегии он на некоторое время перебирается в нейтральную Швецию.

 

Он успел побывать и в Испании в период Гражданской войны там. В Барселоне он наблюдал террор, который творили присланные в помощь испанскому народу сталинские посланцы; все, кто хоть на йоту отклонялся от «генеральной линии», шли на расстрел.

 

Брандт сделал выводы о характере сталинского социализма. А теперь он мог сравнить его с социализмом скандинавским. Это сравнение определило его окончательное утверждение в демократическом социализме.

 

После окончания войны он вернулся на родину, осел в Берлине, конечно, Западном. Его очень угнетал раздел страны и Берлина на две части, но он сдерживал горячие головы, которые то и дело устраивали многотысячные акции протеста против действий советских оккупантов, чем предотвращал многочисленные возможные жертвы. Оккупанты не стеснялись…

 

«Мы знаем, день придет, – выступая перед гигантской демонстрацией из 700 000 жителей города, говорит Брандт, – когда Бранденбургские ворота не будут больше стоять на границе. Когда линия границы, проходящая через наши семьи, разрывающая наш народ, не будет больше раскалывать Берлин. Этот день придет. Мы молимся, мы призываем, мы требуем: Откройте ворота! Положите конец противоестественному разделению!»

 

Брандта приглашают в Нью-Йорк, где пресса уже окрестила его «мистер Берлин», и жители Нью-Йорка, стоя перед ратушей под проливным дождем, оказывают ему восторженный прием, которого удостаиваются только самые высокие гости.

 

Но 13 августа 1961 г. ГДР начинает возводить стену в Берлине. С отчаянием Брандт видит, как растет стена. Запад не реагирует, будто ничего не происходит. Дряхлеющий канцлер Аденауэр тоже реагирует вяло.

 

Брандт обращается с письмом к Кеннеди. С точки зрения норм дипломатии это был поступок не по чину, но он соответствовал тому настроению и тем страхам, которые царили в Западном Берлине.

В октябре на пропускном пункте «Чарли» танки СССР и США стоят, угрожающе наведя орудия друг на друга, и кажется, что война уже на пороге. Кеннеди решает сам приехать в город.

Берлин оказывает ему прием, который и поныне остается высшей точкой американо-немецкой дружбы. Вместе с Вилли Брандтом и своими генералами Кеннеди посещает стену. Он признается, что не представлял себе, как безжалостно разрезает стена тело города. Поэтому его слова на митинге звучат резче, чем запланировано, в том числе знаменитое: «Я с гордостью говорю: я – берлинец!».

Тем временем Брандт решает: если уж нельзя разрушить стену, то нужно хотя бы сделать ее «прозрачной» и обеспечить возможность встреч с родственниками. Пусть даже только с Запада на Восток (ну конечно: если разрешить с Востока на Запад, то кто же вернется обратно на Восток?).

 

В декабре 1963 г. договоренность, наконец, достигнута, и жители Западного Берлина могут посещать родственников в Восточном Берлине. «Договорившись о пропусках, – подводит итог Брандт, – мы осуществили всё, что можно было сделать для Берлина».

 

То, чего предстоит еще добиться, сделать можно только из Бонна» (В Бонне тогда располагалось правительство Германии во главе с канцлером). И Брандт вступает в борьбу за пост канцлера.

 

Выборы 1965 года он проиграл, но в следующем году занял в правительстве особенно важный в тех обстоятельствах пост министра иностранных дел.

 

Спустя 15 месяцев после поражения на выборах Брандт снова возвращается на боннскую политическую сцену. Возникает «большая коалиция» под руководством канцлера Кизингера.

 

Георг Кизингер, бывший национал-социалист, работает вместе с Вилли Брандтом – антифашистом и бывшим левым социалистом. Этот своего рода брак по расчету приносит, тем не менее, важные реформы. Кизингер и Брандт едины в том, что внешняя политика ФРГ должна соответствовать существующим реалиям – необходимо установить дипломатические отношения со странами восточного блока. Брандту ясно: кто не хочет вести переговоры с ГДР, не продвинется и в отношениях с Варшавой и Прагой.

 

Кизингер, однако, избегает даже называть ГДР по имени. Иное дело – Брандт. В избирательную борьбу 1969 г. он вступает с совершенно иной концепцией, чем Кизингер.

 

Уже после объединения Германии Маркус Вольф, бывший шеф разведки ГДР (и, между прочим, еврей по происхождению), признал: «После вхождения Брандта в правительство в 1966 г. в качестве министра иностранных дел, нам кое-что стало ясным. По тайным каналам нам становились известными, например, выступления Брандта на совещаниях послов ФРГ, которыми он как министр руководил.

Стало ясно, что Брандт изменился – это уже не прежний воинственный правящий бургомистр Западного Берлина, которого я когда-то держал „на прицеле“, а зрелый политик, его намерения нужно тщательно изучать и анализировать».

 

Итак, в избирательную кампанию 1969 г. Брандт вступает с совершенно иной концепцией, чем Кизингер. Он намерен отказаться от устаревших табу во внешней политике ФРГ.

Он заявляет: «Наши предложения: прекращение конфронтации, взаимный отказ от применения силы, нормализация отношений, мирное сосуществование двух немецких государств. облегчение обменов, развитие совместной деловой активности».

 

Выборы выиграны, пусть и не очень убедительно, перевес всего в 6 мандатов и то лишь благодаря союзу с Либеральной партией, возглавляемой Вальтером Шеелем. 20-летнее правление христианских демократов закончилось.

 

В этот момент Брандт произносит одну из своих блестящих фраз: «Если такой человек, как я, человек с моей биографией, смог стать канцлером ФРГ, то это означает, что только теперь Гитлер окончательно проиграл войну».

 

В правительственном заявлении Брандт, не отказываясь от внутренних реформ, делает акцент на восточной политике. Одна из первых задач – покончить с непризнанием ГДР. «Брандт дал нам ясно понять, – рассказывал позднее бывший госсекретарь США Генри Киссинджер, – что воссоединение Германии имеет для него высший приоритет».

19 марта 1970 г. в Эрфурте происходит историческое событие – встреча канцлера ФРГ Вилли Брандта и премьер-министра ГДР Вилли Штофа, Вилли-Вест и Вилли-Ост, как их назвали журналисты. Первоначально предполагалось встретиться в Восточном Берлине, но тогда поезд неизбежно должен был проследовать через Западный Берлин, что и для ГДР, и для СССР было идеологически неприемлемо.

Одна из целей – исключить возможность встречи Вилли Брандта с жителями ГДР, избежать стихийных приветствий.

В этом смысле Эрфурт идеален: он очень близок к границе, а расстояние от вокзала до отеля менее 100 метров. В 4.42 утра особый поезд пересекает демаркационную линию. В поезде – Вилли Брандт, первый канцлер ФРГ, пересекающий границу ГДР. Все дороги и улицы, ведущие к железной дороге, наглухо закрыты.

Спецслужбы охраняют трассу строже, чем при транспортировке атомного оружия. Это делается для того, чтобы жители не могли приветствовать его. Вокруг вокзала еще за несколько дней начала работать секретная группа. Проверяется всё. Вокзал уже спозаранку закрыт для пассажиров. Все жители – далеко за оцеплением. На площади смонтированы высокие трибуны. Вроде бы – для прессы, но у них есть и другое назначение – окончательно отгородить Вилли-Веста от тех, кто за оцеплением.

Гигантский аппарат должен предотвратить изъявление симпатий к Вилли-Весту. После встречи Вилли-Ост и Вилли-Вест выходят вместе на привокзальную площадь. И тут происходит то, чего власти ГДР боялись, как черт ладана. Толпа прорывает оцепление и сминает полицию. На секунду кажется, что толпа собирается штурмовать отель «Эрфуртер Хоф». Но люди только скандируют: «Вилли Брандт – к окну!». Бранд открывает окно комнаты № 222 и долго стоит перед ним. После его ухода люди остаются на площади еще час, потом их оттесняют. В отеле начинаются переговоры.

Вилли-Ост – сама любезность, но он-то уже точно знает, что настоящих переговоров не будет. За 48 часов до встречи Политбюро СЕПГ подписало секретную директиву для Штофа. Он должен отклонять всё, что предложит Брандт: отказ от применения силы, создание совместных комиссий и рабочих групп, возможность поездок на Восток и на Запад, соблюдение прав человека, и вместе с тем, требовать признания ГДР, хотя всем понятно, что это пока невозможно.

 

Обе стороны разочарованы: Запад – закостенелостью политики ГДР, а власти ГДР – тем, что поставив всё на одну карту, не смогли ее разыграть. Однако с этого момента началось сближение, потребовавшее еще многих лет. В 1990 г. Вилли-Вест вновь посетил Эрфурт.

Площадь перед вокзалом носит теперь его имя. Вилли-Ост фактически забыт.

 

Более реальные результаты были достигнуты в переговорах в Екатерининском зале Кремля 12 августа того же года Вилли Брандта с председателем Совета министров СССР Алексеем Косыгиным.

 

Подписанный ими договор символизировал прорыв в отношениях СССР и ФРГ. Обе стороны отказываются от применения силы против друг друга. СССР празднует как важную победу признание Германией послевоенных границ между ГДР и Польшей и между ГДР и ФРГ.

 

Но в этом и состояла стратегия Брандта: он признает статус-кво внутри Германии (раздел на два государства), чтобы в лучшие времена его изменить.

 

Впервые немецкий канцлер обращается к своему народу из Москвы: «Дорогие сограждане! С подписанием этого договора мы не теряем ничего, кроме того, что уже давным-давно было проиграно. Мы имеем мужество открыть новую страницу истории, прежде всего, для блага нашего молодого поколения, которое выросло в мире и не несет ответственности за прошлое. Но оно тоже должно разделять последствия войны, потому что никто не может избежать судьбы своего народа».

 

Но 1970-й год для Брандта этим еще не кончился. 7 декабря он совершил визит в Варшаву, чтобы в рамках его «Восточной политики», направленной на снижение напряжённости между Западом и Востоком, заключить с правительством коммунистической Польши договор о границах.

 

Во время посещения памятника жертвам восстания в Варшавском гетто Брандт после возложения венка неожиданно для присутствующих опустился на колени. Он молчаливо пребывал некоторое время в этом положении, окружённый большой группой должностных лиц и фотографов.

 

Впоследствии он об этом написал, что перед памятником погибшим евреям признал историческую вину немцев. Он стал на колени от имени своего народа. «Я сделал то, что делают люди, чтобы выразить то, что невозможно высказать словами»,

 

Известнейший немецкий писатель Гюнтер Грасс считает: «Он сознательно в Польше встал на колени (что у многих поляков не нашло понимания) не перед польским национальным памятником, а там, где было гетто, и откуда евреев увозили на смерть в Треблинку и Освенцим. Форма, в которой он это сделал, была, конечно, спонтанной, но я уверен, что в нем росло сознание того, что здесь должно свершиться что-то знаковое».

Проводимая Брандтом политика примирения получает международное признание. В 1971 г. ему присуждают Нобелевскую премию мира.

 

Вместе с тем, для многих немцев он по-прежнему – «предатель отечества», его снова упрекают в том, что он эмигрировал. Они не могли примириться с тем, что человек, находившийся по другую сторону фронта, стал главой ФРГ. Однако даже тем, кто его инстинктивно не принимал, пришлось признать, что он избавил их от страха перед русскими.

Сейчас это трудно представить, но многие годы после войны немцы (не без основания) жили в страхе: что если русские вернутся, если они решат отомстить, если однажды они придут на Рейн?

 

Политика Брандта, освободившая их от этого страха, делает дальнейшие успехи: СССР дает гарантии пассажирского сообщения между ФРГ и Западным Берлином. Граница, несмотря на стену и колючую проволоку, становится «прозрачней». С тысячами западных немцев в до сих пор герметично закупоренный социалистический мир ГДР проникают западные товары и идеи.

 

Противники восточной политики канцлера, однако, не унимаются, они кричат о «распродаже немецких интересов», один из их лозунгов: «Брандта – на виселицу!» Когда еще два депутата покидают правящую коалицию, ХДС планирует свержение канцлера. Была внесена резолюция: «Бундестаг решает высказать недоверие канцлеру Вилли Брандту и избирает канцлером д-ра Райнера Барцеля».

У ХДС не было никакого сомнения в успехе. Вотум недоверия – законное парламентское средство, но он взволновал население: допустимо ли смещать законно избранного канцлера таким, не совсем чистым способом? Вряд ли когда-либо еще вся нация, как завороженная, с таким напряжением следила за происходившим в бундестаге. Когда объявили результат голосования, то даже сам Брандт оцепенел от удивления – его правительство выжило.

Депутаты ХДС не скрывают разочарования и недоверия – им-то казалось, что перевес в голосах гарантирует им успех. Разгадка проста: по меньшей мере два депутата от ХДС голосовали за Брандта.

 

Объяснение стало известно сравнительно недавно. Уже известный нам бывший шеф спецслужбы  ГДР Маркус Вольф время от времени небольшими порциями (опытный разведчик!) выдает кое-какие старые секреты.

 

Дело в том, что Кремль считал Брандта – антифашиста и разумного политика – более удобным партнером для переговоров, чем готового сменить его представителя консерваторов. Москва попросила руководство ГДР использовать политические средства, а также возможности спецслужб, чтобы сохранить Вилли Брандта на посту канцлера. Тогда я – признается сегодня Маркус Вольф, – обратился к одному из «заднескамеечников» ХДС, депутату Штайнеру из Баден-Вюртемберга, который и раньше сотрудничал с нами. Он согласился за соответствующее вознаграждение отдать свой голос не за кандидата ХДС, а за Брандта». Маркус Вольф, понятно, хитрит, называя только беднягу Штайнера, с которого теперь взятки гладки, поскольку он уже ушел в лучший мир. Второго подкупленного депутата Маркусу Вольфу выдавать пока нет расчета – он еще жив. Следующие выборы превратились, фактически, в плебисцит о политике Брандта.

Он всегда являлся центром притяжения для художественной элиты, но на этот раз вокруг него сплотилось больше писателей и актеров, чем когда-либо.

 

«Политика Вилли Брандта, – вспоминает Гюнтер Грасс, – получила одобрение также консервативно настроенных слоев. Они поддержали его не за социальную политику СДПГ, а за восточную политику, которая их привлекла. С их помощью он и добивается успеха. Его победа превращается в триумф: 45,8% голосов – лучший результат, которого когда-либо добивались до того!».

 

Какой умница – этот Гюнтер Грасс. Потянув за эти его слова, как за конец ниточки, мы придем к ответу на вопрос, поставленному данной статьей: как это германские левые партии по отношению к путинскому режиму оказались в позиции, которую в других европейских странах занимают их антиподы – правые партии и организации?

 

Вилли Брандт на выборах представлял СДПГ – Социал-демократическую партию Германии. Сказать проще – партию трудящихся.

 

Но на международной арене, в международных переговорах он, без сомнения, отстаивал общегерманские интересы, в том числе в той мере, насколько это было возможно, интересы той части немцев, которая фактически находилась под иностранным управлением. Не зря во время его визита в ГДР тамошние немцы хотели на него хотя бы взглянуть.

 

Но что это за «консервативно настроенные слои», которые поддержали Брандта на выборах «не за социальную политику СДПГГ, а за восточную политику, которая их привлекла»?

 

Может быть, это крестьяне вдруг так консервативно настроились? Так вряд ли их могла привлечь восточная политика Брандта, если они о ней что-то и слышали.

 

Раскроем секрет: под «консервативно настроенными слоями» Гюнтер Грасс зачем-то спрятал промышленные концерны, точнее – их владельцев.

 

Налоги, которые эти концерны вносят в казну, являются весомым, если не главным источником ее доходов. Зная об этом, концерны частенько позволяют себе диктат правительству или бундестагу в том или ином вопросе,

 

Они внесли существенные лепты в две самые страшнее катастрофы ХХ века. Первая ­­­– это захват власти в России так называемыми большевиками. Это стало большим несчастьем для самой России.

 

Затем большевистская Россия стала несчастьем для остального мира – как сама по себе, так и как источник этой большевистской (коммунистической) заразы: Китай, Вьетнам, Куба и др.

 

Вторая страшная катастрофа ХХ века – захват власти в Германии нацистами – с известными последствиями – точно уж без содействия концернов не могла бы состояться.

 

Но что привлекало их в Восточной политике Вилли Брандта? А вспомните, как Советское правительство не погнушалось через спецслужбу ГДР подкупить двух депутатов Бундестага из другой партии, чтобы обеспечить победу СДПГ и, соответственно, повторное избрание на пост канцлера Вилли Брандта.

 

Не его антифашизм привлек их в нем. Обе стороны в Восточной политике Брандта видели коммерческий интерес. Немецкие промышленные концерны – в экспорте своей продукции в Советский Союз. А правительство этого самого Союза – в импорте высококачественной промышленной продукции из Германии.

 

Но я хочу обратить ваше внимание на такой момент: кто бы и какую бы материальную выгоду из Восточной политики Брандта не извлекал, он сам ни крохи такой выгоды для себя лично не искал и не имел.

 

Он был первым канцлером ФРГ, посетившим Израиль. Этот визит был непростым для Брандта, ему потребовалось все его мужество. Впервые гимн страны, совершившей ужасные преступления в отношении еврейского народа, звучал в стране этого народа. И как когда-то в Варшаве, Вилли Брандт делает жест, который взволнует всю страну.

Он приходит в Яд Вашем даже не в кипе, а в шляпе, какую обычно носят набожные евреи, он раскрывает книгу псалмов и читает вслух по-немецки из 103-го псалма: «…Мы совершили грехи и преступления. Боже милосердный, прости нас…» Брандт покорил сердца многих израильтян. В Германии, однако, многие сограждане этот его шаг осудили....

 

И в целом дома его ждала полоса неудач. Внутренняя политика оказалась для него менее удачливой, чем внешняя. Он не проявляет в ней достаточной решительности. На него нападают профсоюзы, главная опора его партии. Критикуют члены партии.

 

Последней каплей становится шпион Гюнтер Гийом. В 1956 г. спецслужбы ГДР засылают его в ФРГ. Его кличка – «Топаз». Это так называемый «спящий агент» – ему дают время на то, чтобы спокойно вжиться и сделать карьеру.

 

Он делает карьеру на редкость удачно и становится одним из референтов Брандта. С мая 1973 г. Гийом находится под подозрением, но у контрразведки ФРГ еще недостаточно доказательств. Контрразведка решает использовать канцлера как «подсадную утку»: она информирует его, но просит ничего не менять. Брандт соглашается.

 

Спустя некоторое время контрразведчики приходят к Гийому. Они пока еще не собираются его арестовывать, у них на руках всего лишь ордер на обыск, но потерявший самообладание
Гийом внезапно произносит: «Я – гражданин ГДР и офицер». Его, естественно, арестовывают.

 

Разражается громкий скандал, умышленно раздуваемый противниками канцлера. Брандт принимает вину на себя. Позже он скажет: «Я ушел в отставку с поста канцлера из уважения к неписаным правилам демократии… Я остаюсь председателем своей партии и буду неизменно проводить политику, которая служит людям и миру».

Через два года после своей отставки с поста канцлера Брандт триумфально возвращается на мировую политическую сцену: он возглавляет Социнтерн – объединение социалистических партий всего мира. После «революции гвоздик», свергшей диктаторский режим Салазара в Португалии, возникла опасность выхода страны из НАТО и перехода ее в коммунистический лагерь. Генри Киссинджер уже было списал ее для НАТО. Авторитет Вилли Брандта, активно поддерживавшего социалистическую партию Марио Суареша, его финансовая и организационная помощь способствовали сохранению демократии в Португалии.

 

После смерти генерала Франко Вилли Брандт поддержал социалистическую партию Гонсалеса в Испании. Фотография, на которой Вилли Брандт обнимает Гонсалеса, под названием «объятия Европы», обошла всю мировую прессу.

Летом 1992 г. рак приводит Брандта на больничную койку. Умер он 1 октября того же года.

 

Некоторые авторы справедливо называют его Великим канцлером.

 

* * *

С уходом Вилли Брандта понятие о Восточной политике в Германии не исчезло, но получило несколько иное наполнение. Оказалось, что воплощающие ее лица, заботясь о государственных интересах, могут попутно не забывать и о личных.

 

Это подтвердили несколько немецких судов. Ведь попутно же! Чего же боле? Что я еще могу сказать?

 

Главным проводником этой идеологии стал Герхард Шрёдер. Как и Вилли Брандт, он выходец из рабочей среды, некоторое время возглавлял СДПГ и был канцлером Германии.

 

Вот что Википедия сообщает о нем в начале настоящего века, когда он занимал пост канцлера, Раздел  «Германия и Россия»: Отношение германской прессы и оппозиционных партий к российской власти резко ухудшилось после того, как осенью 2004 года Владимир Путин предпринял ряд мероприятий, направленных на централизацию государственной власти. Герхард Шрёдер заявил в газетном интервью:

 

«Россия важна для нас политически и экономически. Я действительно убеждён в том, что расширившийся Европейский Союз поступает правильно, налаживая стратегическое партнёрство с Россией. Я хочу внести вклад в это дело, ибо твердо убеждён, что это партнёрство необходимо – в том числе с учётом европейской истории… Никто в Германии не должен быть заинтересован в нестабильности в России… я в настоящее время не вижу в Чечне каких-либо партнёров, с которыми российский президент мог бы разговаривать».

 

Это говорилось в то время, когда российские войска стирали с лица земли чеченские города и села вместе с жителями.

 

Позднее, общаясь с корреспондентами «Deutsche Zeitung», Шрёдер вновь подтвердил, что у него нет намерения менять политику правительства в отношении России: «Если вы рассмотрите ситуацию в регионе с точки зрения того, какие политические и экономические последствия она может иметь для Германии, то поймёте, что никто не может быть заинтересован в том, чтобы ставить под вопрос территориальную целостность Российской Федерации». Шрёдер назвал сближение России и Евросоюза одной из долгосрочных перспектив, поскольку «нельзя гарантировать безопасность и благополучие единой Европы без стратегического партнёрства с Россией».

 

Интересно бы узнать у этого государственного деятеля, а как он относится к территориальной целости соседей Российской Федерации?

 

А теперь самое интересное – раздел, который так и озаглавлен: «Обвинения в коррупции»:

 

В начале сентября 2005 года в ходе визита российского президента Владимира Путина в Германию было подписано соглашение о строительстве Северо-Европейского газопровода (СЕГ) – между Россией и Германией по дну Балтийского моря.

 

Ожидалось, что новый газопровод может стать ключевым фактором, влияющим на политику в регионе. Подписание соглашения фактически означало заключение политического союза между Россией и Германией. Страны Прибалтики, Польша и Белоруссия, однако, выступили против осуществления этого проекта. Так, президент Белоруссии Александр Лукашенко назвал строительство Северо-Европейского газопровода «самым дурацким проектом России».

 

В декабре 2005 года, после ухода Шрёдера с поста федерального канцлера ФРГ, было объявлено, что он возглавит комитет акционеров компании-оператора Северо-Европейского газопровода. Комитет акционеров выполняет функции совета директоров, и в его функции входит «принятие всех стратегических решений по всем направлениям деятельности компании».

 

Принятие им предложенной оплачиваемой должности в консорциуме, где доминирует «Газпром», вызвало критику общества и партий в Германии, негативную реакцию немецкой и зарубежной прессы. Критики указывали, что Шрёдер занял видный пост в компании-операторе СЕГ спустя всего пять месяцев, как правительство Шрёдера договорилось с Россией о строительстве этого газопровода.

 

Лидер Свободной демократической партии Германии (FDP) Гидо Вестервелле обвинил Шрёдера в коррупции. Шрёдер добился судебного решения, запрещающего Вестервелле делать такого рода высказывания, которое было обжаловано последним; 3 апреля 2006 года Гамбургский земельный суд запретил Вестервелле повторять его обвинения о том, что экс-канцлер был лично заинтересован в проекте СЕГ.

 

Газета «Tagesspiegel» выразила мнение, что Шрёдер назначил досрочные выборы на сентябрь, чтобы успеть довести до конца проект СЕГ и обеспечить там себе выгодную должность. Соглашение о СЕГ было подписано всего за десять дней до выборов.

 

Кроме того, Шрёдера обвинили в том, что он собирается выступить в качестве прикрытия для легализации российских активов сомнительного происхождения – тем более, что примерно в это же время появились сообщения о намерении российских властей привлечь бывшего министра торговли США Дональда Эванса в качестве председателя совета директоров государственной нефтяной компании «Роснефть» перед планируемым размещением её акций среди иностранных инвесторов (последний отказался от предложения).

 

В середине декабря 2005 года вопрос о назначении Шрёдера был вынесен на обсуждение в бундестаге. Председатель фракции партии «зелёных» в бундестаге Фриц Кун обвинил Шрёдера в намерении «поддерживать управляемую демократию и ущербное демократическое общество в России».

 

20 декабря 2005 года канцлер Ангела Меркель в интервью газете «Frankfurter Allgemeine Zeitung» заявила, что не была в курсе готовящегося назначения до того, как об этом сообщили СМИ. По её мнению, это решение лежит вне политической сферы, однако оно может создать проблемы в отношениях Германии с Польшей и странами Прибалтики.

 

В газете «The Washington Post» решение Шрёдера было названо «политическим предательством»..

 

Но 29 сентября 2017 года Шрёдер обрел еще более высокую синекуру: на внеочередном общем собрании акционеров ПАО «НК «Роснефть» в Санкт-Петербурге он единогласно был избран председателем совета директоров «НК „Роснефть“». Ну собрались акционеры и выбрали…

 

В западном мире переход менеджера на работу из одной страны в другую не редкость. Переходят из чисто практического интереса: повысить или продемонстрировать свою квалификацию, увеличить себе кусок хлеба и т. п.

 

А здесь чисто политический расчет. Что, не нашел бы Путин в своем окружении человека на то место, которое занял Шрёдер? Но Путину требовался не просто специалист, который аккуратно исполнял бы свои обязанности тут на месте, а достаточно влиятельный политический агент в западном мире. А если этот агент из Германии, так это предел мечтаний.. Во-первых Германия – самый влиятельный член Евросоюза. А во-вторых, в отличие от большинства европейских стран, в Германии нет право-популистских партий. Так это даже забавно будет, если место наших друзей займут левые!

 

Угодную Путину политику Германии Шрёдер пытается проводить через верхушку своей бывшей партии. Поскольку все годы, когда он пасется на путинском лугу, партия СДПГ входит вторым партнером в коалицию с ХДС-ХСС, представители СДПГ неизменно получают пост министра иностранных дел. Очень удобно! Одного из них, Зигмара Габриэля, Шрёдер даже свозил на обед с самим Путиным. А те уж старались.

 

У меня вопрос ко всем членам Социал-демократической партии Германии. Раньше, когда существовал СССР, вас с ним хоть чуточку сближало его полное название: Союз Советских Социалистических Республик.

 

Видите: республики, которые в него входили, назывались социалистическими, а ваша партия тоже социалистическая. А ныне у вас с путинской Россией даже этой формальной близости нет.

 

И по существу, что у вас, социалистов, общего с путинским махровым автократическим режимом, режимом олигархов и спецслужб?

 

Начиналась данная статья с моего ликования по поводу того, что, по сообщению «Frankfurter Allgemeine Zeitung» от 28 декабря прошлого года «СДПГ намерена изменить свое отношение к Москве».

 

Но по мере того как я вчитывался в текст сообщения, мой восторг испарялся. Оказывается, в партии возник конфликт поколений. Члены партии, состоящие в ней 40 – 50 лет, особенно в восточных землях, что довольно странно, настроены пророссийски. Так, пророссийские настроения постоянно поддерживает заместительница главы партии и премьер-министр земли Мекленбург-Передняя Померания Мануэла Швезиг. Более молодые члены партии, в том числе занявшие посты в правительстве и Бундестаге, придерживаются в отношении России более уравновешенной позиции.

 

Автор заключает: «Руководству партии удалось уладить конфликт. В знак внутрипартийного примирения фракция СДПГ в Бундестаге представила осенью документ под названием „Диалог. Доверие. Безопасность“, посвященный политике в отношении России и объединяющий старые и новые позиции. В нем отрицается идея особенного отношения к России в ущерб восточным соседям, которую поддерживал Шредер, но одновременно имеются призывы к разнообразному сотрудничеству. Аннексия Крыма осуждается, но, при определенных условиях, приветствуется ослабление антироссийских санкций. Позиции России, США и ЕС „можно привести к общему знаменателю только в ходе диалога“».

 

Нашим и вашим. Мне этот «выдающийся документ» оптимизма не прибавляет…

 

В подобных ситуациях все должно начинаться с требования устранения нарушения международных правил. Все остальное – пустая болтовня