Растянувшееся почти на неделю признание смерти Ислама Каримова, деловитые похороны, низкий уровень представительства на них зарубежных государств (даже союзников Узбекистана) – все это свидетельствует об одном. Скончавшийся лидер не заслужил благодарности – и оставил страну и ее окружение перед многочисленными проблемами.
А ведь как хорошо все начиналось. В начале правления Каримова страна по политическому развитию опережала соседей. Узбекистан был более либеральным государством, чем Казахстан и уж тем более Туркменистан. Светская демократическая оппозиция была представлена в парламенте и имела много сторонников на периферии. При этом она не вступала в острый конфликт со старой советской номенклатурой, как это произошло в соседнем Таджикистане. Столкновения на этнической почве в Узбекистане, как и почти во всех государствах региона, имели место, однако они носили локальный и краткосрочный характер и не раскололи страну. Религиозные радикалы имели реальное влияние всего в двух-трех городах Ферганской долины и были быстро нейтрализованы, когда попытались перейти от проповедей к установлению своих порядков.
Многочисленное славянское и другое «европейское» (по региональной терминологии) население (немцы, татары, армяне, корейцы), сконцентрированное прежде всего в Ташкенте и других промышленных городах, обеспечивало Узбекистану кадры квалифицированных специалистов. Они, вопреки распространенному в России представлению, еще не бежали из страны – большинство несколько лет ждало, чем обернется независимость. Экономические преобразования (прежде всего раздача участков под жилищное строительство и привлечение в страну крупных зарубежных компаний, таких как Coca-Cola и Daewoo) позволяли стране демонстрировать неплохие темпы развития, обеспечивая Каримову симпатии населения.
Однако вскоре все пошло не так. Каримов, обретя полноту власти в независимой стране, уже в первой половине 90-х разгромил светскую оппозицию. Политические функции разделили между собой сам президент и два жестко конкурирующих ведомства – Служба национальной безопасности и Министерство внутренних дел. У их сотрудников, а также у прочих «силовиков» – от прокуратуры до таможни – очень быстро появились собственные бизнес-интересы. «Все наши бандиты ушли в менты», – сказал мне в 1996 году молодой сотрудник прокуратуры в Самарканде.
Группировки «оборотней в погонах» действительно сначала подмяли под себя криминальный мир, потом жестко обложили мелкий бизнес, а вскоре любой бизнес стало невозможно вести без «крыши» – из которых лучшей была президентская. Из-за жадности и мстительности этих «крыш» бизнес так и не смог развиться и обрести цивилизованные формы. А стало быть, не смог обеспечить занятость новым поколениям узбекистанцев.
Для тех, кто хотел избежать безработицы и бедности, выбор был невелик. Одним из вариантов стала работа за границей – не только в России, но и в далекой Южной Корее, а также в разбогатевшем после передачи крупных предприятий иностранцам Казахстане. Уже в начале 2000-х мне рассказывали про целые махалли (кварталы традиционной застройки) в центральном Узбекистане, оставшиеся без мужчин в трудоспособном возрасте. Сейчас за границей работают, по разным оценкам, до 4 миллионов граждан страны.
Второй путь – вытеснение с рабочих мест тех, кто не являлся «коренными узбекистанцами». «Европейское» население и другие меньшинства (например, казахи) и так стремительно оставляли страну, не видя в ней перспектив. Но подъем в этом социальном лифте был ограничен числом мест, прежде занимавшихся «чужаками».
И наконец, была еще одна возможность – встать на путь сопротивления режиму. Поскольку у светской оппозиции был заткнут рот – ее лидеры либо сидели в тюрьме, либо находились за границей, – этой возможностью не замедлили воспользоваться исламские радикалы, которые видели корень зла в светском характере государства. Особую популярность приобрела действующая из Лондона «Хизб ут-тахрир». Эти исламские «комсомольцы» не призывали к террору, но готовили кадры для «джихада» в неопределенном будущем. Несмотря на примитивность идеологии партии, горячечная вера активистов и общая обстановка в стране привели к росту числа ее сторонников. В начале 2000-х в узбекских тюрьмах содержались в чудовищных условиях уже несколько тысяч членов «Хизб ут-тахрир» – гораздо больше, чем общее число политзаключенных во всех прочих странах региона. Отчаявшись справиться с проблемой привычными мерами, Каримов объявил «Хизб ут-тахрир» террористической организацией и добился такой же оценки от ряда партнеров по СНГ (но не, например, Украины). В результате радикально настроенная молодежь из Узбекистана стала утекать уже в Афганистан и Пакистан, где ее с удовольствием принимали настоящие боевики.
Последние 15 лет Узбекистан был не диктатурой развития, как соседний Казахстан, а диктатурой стагнации. Узбекская экономика выживала за счет переводов от трудовых мигрантов и роста цен на производимые на нескольких действующих предприятиях металлы и экспортируемый с 2011 года в Китай газ. И разумеется, по-прежнему много давал хлопок, выращиванием и сбором которого занимается в поте лица женская часть населения страны.
Между тем страна переживает бум рождаемости. Численность ее населения выросла с 21 миллиона человек в 1991 году до без малого 32 миллионов. Основная часть этих людей родилась и живет в сельской местности. Каримов, опасавшийся городских беспорядков как последствия массовой миграции из села в город, еще в начале 2000-х ввел жесткие ограничения на прописку в крупных городах.
В результате в стране, практически потерявшей промышленность, доля городского населения упала с 41% в 1989 году до 35% в 2009-м. Если раньше взрывоопасной была только Ферганская долина, где граница между селом, мелкими городками и региональными центрами была размытой, то сейчас в «большое село» превратилась вся страна. И оттого, что Каримов в 2009 году переименовал почти 1000 сел в города, ситуация не изменилась.
Сегодняшний Узбекистан – это государство, где отсутствуют реально действующие политические партии и общественные организации. Государство, где моральным авторитетом обладают неформальные лидеры, зачастую главы кланов. Государство, где власть и порядок держатся на грубой силе многочисленных и конкурирующих между собой силовиков. Государство, тысячи, а то и десятки тысяч граждан которого были политзаключенными, а значит, прошли через пыточные тюрьмы и изоляторы. Государство, где толпы молодых людей не видят перспективы, не знают, чем себя занять, и злы на власть, на богатых, на тех, кто от них чем-то отличается. Государство, находящееся в соседстве с набитым оружием и опытными боевиками Афганистаном и не слишком стабильным Таджикистаном.
Это все не просто слишком похоже на Сирию перед началом «арабской весны». Это и есть вторая Сирия.
Узбекистан между тем является сердцевинным и самым многонаселенным государством всего Центрально-Азиатского региона – и любые происходящие в нем события неизбежно и очень серьезно скажутся на всем его ближнем и дальнем окружении.
Поэтому после смерти Каримова политики и эксперты за пределами Узбекистана столь озабочены и немногословны. Никто не знает, чем обернется процесс передачи власти в узбекской реальности. Хорошо еще, если, по старой османской традиции, «шелковыми шнурками» для проигравших в борьбе за власть высокопоставленных чиновников. А что если «ташкентский» клан начнет собирать на площадях сторонников против доминировавшего при Каримове «самаркандского»? И на чьей стороне окажутся «кокандские» – то есть политические представители трех густонаселенных и наиболее исламизированных областей Ферганской долины? И кто окажется сильнее в уличных схватках «силовиков» – спецназ СНБ или внутренние войска МВД?
Лишь в вариант либеральных экономических и политических реформ в Узбекистане не верит никто. А значит, что в любом случае Узбекистан останется обостряющейся проблемой. И это главное наследство, оставленное миру президентом Каримовым.
Николай Митрохин,
Грани, 5 сентября