Судьбы ХХ века

Выжившая в аду

Умерла, как я уже писала, Маша Рольникайте – единственная в мире, кто писал свой детский дневник прямо ВНУТРИ ада, что, поверьте, кто не в курсе, было смертельно опасно: если бы листочки обнаружили, ее бы сразу убили бы. А было ей от 14 до 18 лет: сначала гетто, потом два лагеря смерти.

То есть этот беспримерный подвиг совершал ребенок.
 

Маша Рольникайте

Потом дневник, который превратился в книгу, даже экспертизе подвергли: историки и прочие спецы. Выяснилось, что дневник аутентичный: писалось это прямо там, в лагере, что, повторюсь, чисто технически невозможно: например, немцы раздевали девушек и женщин догола и проводили перед строем.

Наверно, есть уже исследования о бесстыдстве «концепции» Третьего рейха: человек для них было лишь предмет; а предмет, вещь, предназначенная к «утилизации», стыда, ясное дело, не имеет. Людей гнали к месту расстрела голыми – и мужчин, и женщин, а среди них было много почтенных и пожилых, прикрывавших срамные места руками (смотреть на эти фото невозможно; после того, как я долго сижу в архиве Яд Вашем, у меня начинаются депрессивные атаки, спать не могу).

Вот в какой ситуации, антропологически НЕВОЗМОЖНОЙ, совершенно непредставимой, создавалась эта великая книга:

«Я ДОЛЖНА РАССКАЗАТЬ»

После войны, когда Маша чудом выжила, начался второй этап кошмара: первая книга заканчивается тем, что обессилевшая Маша видит солдата с красной звездочкой на ушанке и понимает, что спасена.

Маша, конечно, не знает, что делал этот солдат, например, в Померании (а мы теперь, к своему ужасу, знаем), зато через три года она будет мерять шагами платформу вокзала: евреев готовят к депортации уже победители, те самые, с красной звездочкой на ушанке.

Книги Маши Рольникайте, написанные безыскусным, почти детским, наивным языком, гениальны так называемым «эффектом присутствия»: это Дантов ад, но увиденный не внутренним зрением, как его видели провидцы, Данте или Майстер Экхарт, а наяву: причем ежедневный, с побоями, холодом, голодом, расстрелами, унижениями и пр.

Эта книга – великая именно потому, что безыскусная: так бывает.

Как известно, поэзия после Освенцима невозможна.

Весть – сегодня утром – о смерти Маши, Марии Григорьевны почему-то страшно поразила меня, хотя ей было под 90.

Это редкий случай совершенно праведной жизни, абсолютной и величественной: так бывает, хотя принято считать, что человек сложен.

Мария Григорьевна была бедна (пенсию ей платили немцы, заметьте, а не наши, а свою кооперативную квартиру она выплачивала долгие годы), она была строгой, жестковатой, сильной и помыслы ее были совершенно чисты. Она провела около 400 (!!!) встреч с читателями, все время рассказывая о том, ЧТО с ними сделали.

В своем роде она была мономан, человек, посвятивший свою жизнь лозунгу: Я должна рассказать.

Теперь (извините) Я должна рассказать: посредством фильма. МЫ должны: наша команда. Полфильма готово, ищем денег на завершение.

Мария Григорьевна так и не дождалась, хотя мы делали все возможное. И люди собрали на «Планете.ру» солидную сумму, которой как раз и хватило на половину. Помогали и так: например, Lana Polinger, Elena Minkina-Taycher, Sveta Kifa, Julia Trubikhina, Феликс Дектор, Александр Гельман и другие, очень многие.

Огромное им спасибо и вечная память Марии Григорьевне.

* * *

Когда кошмар кончился, и Маша Рольникайте смогла наконец выспаться на ПЕРИНЕ (в доме суетливой немки, которая со страху куда-то все время убегала, но, может, она была и хорошей, кто ее знает), у Маши было второе по счету потрясение.

Я ее спросила, что было самым потрясающим после четырех лет ада?

– Хлеб (ответила она). На столе лежал белый хлеб, только что испеченный белый хлеб, которого я не видела 4 года. И я даже не могла к нему прикоснуться. Сидела и смотрела.
На столе лежал обыкновенный белый хлеб.

Я заплакала (это я уже о себе).

Мария Григорьевна сказала сурово:

– Перестаньте. А то будете все время рыдать.

Ну да. Это был первый день нашего интервью, предстояло еще пять таких. Слез бы не хватило.

Диляра Тасбулатова,

Facebook, 7 апреля