Еврейская карта

Антиеврейский вопрос

В шумном дискуссионном пространстве последних дней доминирует тема Украины. А в разговорах на эту тему с повышенной частотой выскакивает слово «национализм» со всеми его производными.

Я скажу сразу, что национализм я не люблю. Любой. Хотя, разумеется, отличаю национализм имперского типа от антиимперского и не ставлю их на одну доску.

Но не люблю никакой. Прежде всего потому, что национализм не современен, он архаичен. Поэтому, кстати, и столь соблазнителен.

А любая архаика интересна и даже ценна лишь как объект исторического осмысления или художественной стилизации. А как мотивация актуальной практики – хоть социальной, хоть культурной, хоть политической – она в лучшем случае комически провинциальна, а в худшем – деструктивна и опасна для нравственного и интеллектуального здоровья общества.

Чаще всего в этих горячих спорах возникает, конечно, «еврейский вопрос» – куда ж без него. И чаще всего на эти хронически болевые точки нажимают люди, сами в той или иной мере зараженные старинным вирусом юдофобии. Более или менее те же самые, кто в списках действующих лиц отечественной истории радостно подчеркивает красным карандашом фамилии, заканчивающиеся не на «-ов» или «-ин», а на «-ман» или «-берг». Это в основном те, для кого юдофобия местного разлива – это «патриотизм», а чужая юдофобия – это «фашизм» и вообще «бандеровщина». Вроде как у нас разведчики, а у них шпионы. Если там кто-нибудь о чем-нибудь таком заикнется, то они загораются священным гуманистическом огнем. А здесь – пожалуйста, можно и про «абажуры». А чо, все свои.

Их, видите ли, страшно беспокоит антисемитизм. Прям спать не могут, расчесывая его до крови. Но это дело их беспокоит исключительно в других местах, а не в тех, где они живут сами и где им не дают уснуть другие, так сказать, симметричные чувства.

Они любят горестно сокрушаться по поводу того, что как же вы, мол, дорогой и любимый наш еврей, можете позволить себе сочувствовать, допустим, жителям Литвы или Украины, в то время как там в годы войны и немецкой оккупации... ну, понятно. И если бы не товарищ Сталин и не его полководческий гений... дальше тоже понятно.

Но повышенное беспокойство доносится и с других берегов. Из Израиля до меня дошел патетический вопрос: «Вы сами понимаете, кому вы сочувствуете? Вы не понимаете, что ли, что там на Майдане всем верховодят национал-социалисты и зоологические антисемиты? Вы что, не видите? Вы хоть вспомнили бы о своей национальной принадлежности».

Почему же не помню, скажу я, помню, конечно. А если вдруг невзначай забуду, то мне кто-нибудь тотчас же об этом и напомнит. Хоть с того берега, хоть с другого.

Но, видимо, моя натура несколько ущербна, а памяти свойственно фатальное неумение сосредоточиваться на одной, но пламенной страсти. Ей, моей памяти, свойственно непозволительно распыляться и разбрасываться на разные пустяки.

Поэтому я помню не только о своей национальной принадлежности, но также (и даже в гораздо большей степени) о своей принадлежности, например, к человечеству или, допустим, к исторической судьбе той страны, где я родился, вырос и живу, а также к тому языку, на котором я думаю, говорю и пишу, к культурному и профессиональному сообществу, а также и к множеству прочих сообществ и социальных групп.

А еще я не могу и даже не хочу заставить себя помнить лишь о собственной национальной принадлежности, забывая при этом о чужой принадлежности и о тех, кто о ней тоже помнит.

В то, что на киевском Майдане среди прочих существуют люди, с готовностью включающие «жида» или «кацапа» или по крайней мере прячущие эти камушки за пазухой, я не просто верю – я даже в этом ничуть и не сомневаюсь. А есть там и другие. А есть там, извините, и вообще евреи. И мусульмане там есть. И националисты. И космополиты. И кто угодно еще. Все там есть. Первым из погибших в этих драматических событиях был, например, молодой человек с армянской фамилией. И его имя навсегда станет одним из символов свободной Украины.

Так же было и в августе 91-го года в толпе у Белого дома. Там мирно, дружно и азартно строили общие баррикады люди, которые в «мирной жизни» никогда и близко не подошли бы друг к другу. А если бы и подошли, то только с намерением подраться.

Да, так иногда бывает. Возникает иногда вдруг помимо нас и наших частных интересов, взглядов, устремлений и «принадлежностей» общее дело такого масштаба и такой пронзительной ясности, что оно способно объединить и сплотить, пусть даже и на короткое время, совсем, мягко говоря, разных людей.

Мой отец, прошедший войну с первого до последнего дня, рассказывал о том, как многократно сталкивался с откровенным антисемитизмом со стороны однополчан. Пару раз приходилось даже и драться. Но чаще это носило относительно мирный характер и, как правило, укладывалось в бессмертную формулу «Хороший ты, Сенька, мужик, хоть и еврей».

Но они все равно воевали вместе. И вместе рисковали жизнью. И выручали друг друга. И вместе пили свои фронтовые сто грамм. Хотя и суть, и значение, и долгожданный исход этой войны не все трактовали одинаково.

«Сравнили тоже! – скажет кто-нибудь. – Так то война!» Вот и я о том же.

Лев Рубинштейн,