Мифы и реальность
«Нас подменили!»
Заметки о мифологии и фальсификациях русской истории
«Этот народ отличается добродушным нравом и незлопамятностью. Но, если его раздразнить, он становится неукротимым, и тогда берегись, враг!
Он, этот народ, свято хранит веру отцов и прадедов, через века пронес глубочайшую религиозность, хотя и соленое словцо любит, и едкую шутку о святых отцах себе позволяет, да и пображничать не прочь.
Он может удивлять друзей и врагов умением терпеливо переносить страшные испытания и беды. Но иногда вдруг вспыхивает и взрывается, казалось бы, без особенной причины.
Его действия бывает трудно объяснить с рационалистических позиций, о нем нередко можно услышать презрительные, уничижительные отзывы, но тот, кто узнает этот народ, не может его не полюбить».
О каком народе идет речь? Конечно, о русском!
И, конечно, об итальянцах, испанцах, ирландцах, мексиканцах и так далее по списку. Судя по данным социологических опросов, чуть ли не все народы готовы (естественно, в большей или меньшей степени) согласиться с подобными описаниями своего национального характера. Потому что нация – исторический субъект сложный и противоречивый, и национальный характер сочетает в себе несочетаемое. Называй все возможные положительные, нейтральные и даже легкие отрицательные, вроде чрезмерной доверчивости, качества подряд – если не все, то многие совпадут с национальной самооценкой.
«В этом народе прекратится борьба тех противоречий, которые разрывают сердце современного общества. Этот народ заключает в себе будущность человечества, будущность науки, искусства, философии, религии».
Догадались, какой народ имеется в виду?
Ну, конечно же! «Этим народом может быть только польский народ».
Автор – Эдвард Дембовский, по странному совпадению – поляк. Но судит о своем народе на редкость трезво, объективно, без всякой предвзятости, не так ли?
А вот столь же взвешенное суждение: «Во всемирной истории не было такого народа, который имел столь огромные заслуги перед человечеством, как русский народ». По столь же странному совпадению, высказывание принадлежит русскому человеку, бывшему генералу КГБ – патриоту, так сказать, по определению. Согласитесь, тут нет ни капли националистической гордыни или нескромности – только сухая констатация факта!
Далее тот же патриот-кэгебист называет гениальным пророчество Ивана Солоневича: «Мы, русские, есть (грамотнее было бы «суть». – А. Х.) моральная аристократия мира».
Ну, разумеется, это пророчество – гениально! Кому, как не русскому, подобает прямо и честно сказать об избранничестве своего народа!
Вот когда французы, немцы, американцы, японцы или китайцы заявляют свои претензии на роль моральной аристократии человечества, – это совсем не гениально, а, напротив, глупо, нагло, отвратительно. И крайне опасно.
К национальной самооценке надо относиться с большой осторожностью, она так же часто бывает завышенной либо заниженной, как и самооценка отдельной личности.
«Всем известно», например, что Америка нагло и бесцеремонно, ни с кем не считаясь, гнет свою линию. Сами же американцы – две трети опрошенных – уверены, что внешняя политика их страны НЕ ИГНОРИРУЕТ интересы других государств, что она лишена имперских амбиций. Более того, подавляющее большинство негодует, когда другие обвиняют в этом Америку. «США должны быть единственным мировым лидером», – с этим соглашается только один из каждых восьми жителей страны.
Но – со стороны виднее. В России лучше знают, что собой представляет Америка. Что представляет собой Россия, лучше знают, естественно, тоже в самой России.
Обличение врага есть такая же разновидность «нас возвышающего обмана», как и самовосхваление. Неважно, что враг оказывается одновременно глупым и коварным, могущественным и жалким, трусливым и дерзким. Лишь бы эти пороки, в комплексе или по отдельности, подогревали нашу неприязнь и выгодно оттеняли наши добродетели. Россия, в зависимости от требований момента, с гордостью провозглашается то настолько обильной, что враги испокон веков точат зубы на ее несметные богатства, то настолько скудной, холодной и климатически суровой, что заведомо не может, как ни старайся (да имеет ли смысл стараться?), конкурировать со счастливчиками-южанами, – которые, впрочем, не выдержали бы русских холодов (что тоже вызывает гордость). Легкие нестыковки такого рода никого, разумеется, не смущают.
– Я был таким прелестным ребенком, что меня подменили, – шутил польский поэт Юлиан Тувим. Нелепость собственного утверждения не доходит до комического героя, коль скоро он имеет возможность одновременно удовлетворить два милых человеческих желания: гордиться самим собой («прелестный ребенок») и пожалеть себя: «враги меня подменили». Разве это не лучшее из всех возможных объяснений, почему жизнь не удалась? Смысловое противоречие замаскировано демонстрацией прямой причинно-следственной связи: «враги именно потому и подменили, что ребенок был прелестный».
Теперь представим себе, что тезис видоизменен: «МЫ, наш великий народ, так прекрасен, что враги НАС, нашу уникальную духовность подменили, украли у нас нашу славную историю» и т.д. И произносится это кликушески-надрывно, с невероятным интонационным напором. А кликушествуют не для того, чтобы убедить сомневающихся и разбить доводы оппонентов, а чтобы довести слушателей до такого состояния, когда ни сомневающихся, ни оппонентов уже нет. То есть они, может, и остались, но боятся пикнуть!
Тут уж не до шуток. В только что придуманном мною примере смоделировано рождение Патриотического Мифа о Прекрасном Подмененном Народе.
Миф не вступает в диалог, его не уличают в непоследовательности и даже не обсуждают. Патриотический Миф есть тот возвышающий обман, в котором двусмысленная, амбивалентная, неупорядоченная действительность очищается от ненужной сложности, приобретает четкость, логическую стройность и становится понятной даже ребенку.
Истинно высокое и благородное простодушие склонно «опростодушивать» и тех, кого считает ужасно хитрыми и коварными. Так, отрицательный герой русской былины, некто Калин-царь, поганое чудище, представляет себя с обезоруживающей искренностью: «Я, поганое чудище, Калин-царь…». «Истинно патриотические» политики и журналисты охотно ссылались на сверхсекретную директиву шефа ЦРУ Алена Даллеса: «Мы, отъявленные подлецы, преследуя наши черные цели, используем самые отвратительные методы, чтобы уничтожить русский народ – самый свободолюбивый, храбрый, добрый и благородный в мире».
Потом, правда, выяснилось: шеф ЦРУ этого не говорил: речь сочинил писатель-патриот, приписав ее русофобу-белогвардейцу. Но никто из читателей-патриотов ни на минуту не усомнился в том, что читает подлинный сверхсекретный документ и что коварный обер-шпион именно так и объясняется со своими выкормышами: «Мы, американцы, будем использовать самые отвратительные и коварные приемы, чтобы поработить самый лучший в мире народ – русский». Не усомнились потому, что байка о коварном, но простодушном Даллесе тешила национальные чувства сразу двумя способами: «Наш враг подл и виноват во всех наших бедах» и «Мы такие хорошие, что это вынужден признать даже подлый враг».
Миф не просто не проверяется и не поддается проверке. Само предположение о проверке кощунственно, немыслимо. Миф потому и миф, что изложение иной версии событий – табу. Отмена табу знаменует катастрофу. По меньшей мере, тяжелейший кризис.
С каким садомазохистским азартом разоблачались прежние мифы в перестроечные годы! Тогда вдруг выяснилось, что:
крейсер «Варяг» в морском сражении участвовал крайне неудачно, потоплен был тоже неудачно – на мелководье. Японцы его подняли, поставили в строй, потом русское правительство его выкупило;
23 февраля 1918 г. Красная Армия никаких сражений под Псковом и Нарвой не вела, тем более не одерживала славных побед;
Павлик Морозов не был пионером: в его селе никакой пионерской организации не было, ближайшая – за сотню верст, в райцентре, а был он верующим мальчиком;
Александр Матросов был, во-первых, татарином, а во-вторых, имел уголовное прошлое;
Зоя Космодемьянская поджигала не гитлеровские казармы, а избы русских крестьян.
И так далее.
Мифы лопаются, оставляя ощущение пустоты. Но на их месте тут же должны появиться и появляются новые. О героических деникинцах и славных рыцарях-врангелевцах. Об отважном и прекраснодушном Махно и утонченном интеллектуале генерале Краснове.
Как же без мифов, без идеалов, без романтики? На чьем примере воспитывать молодежь, наставлять солдат? «Сложная и противоречивая фигура», «не установилось единого взгляда на эти события», «как положительные, так и отрицательные тенденции», «невозможно дать однозначную оценку» – подобные экивоки пылкими юношами совсем не воспринимаются:
– Не можешь ясно сказать – не учи, не командуй, не призывай!
Мифы не только насаждаются, но и растут сами по себе, не только внедряются сверху, но и востребованы снизу. Свято место мифов не бывает пусто. Обнищавшие, униженные, обманутые, мы хотим верить в то, что причина наших бед – наши превосходные качества, вызывающие ненависть к нам всех злых сил.
Миф есть Истина, поскольку он упрочивает представления народа о себе как самом благородном, добром, смелом, любимым Богом и призванном свершить великое. Все, что может эти представления поколебать, есть Ложь, клевета, фальсификация.
Президент Медведев создал комиссию для борьбы с попытками фальсифицировать историю в ущерб интересам России. Далее мы попытаемся дать этой комиссии кой-какой материал, назвав и кратко охарактеризовав несколько ходячих утверждений, ставших составной частью мифа о Похищенном Народе. (Я не всегда называю авторов того или иного утверждения именно потому, что авторство общего места не играет никакой роли). Осмелимся заявить, что широкое и почти не встречающее сопротивления в распространении этих тезисов идет в ущерб современной России, так как создает в мире мнение, что ее народ охвачен одновременно маниями величия и преследования и не хочет знать своей истории во всей ее сложности и противоречивости.
«Дореволюционная Россия была настолько процветающим, быстро развивающимся и высококультурным государством, что Запад, охваченный завистью и страхом, развалил его с помощью масонов и инородцев».
Вначале о культуре. Не надо путать духовный потенциал народа, о котором можно судить по ярчайшим проявлениям – гениальным художникам и мыслителям, и наличный культурный уровень масс. Горные вершины опираются на земную толщу, но возносятся высоко над нею. Был ли высококультурным народ Индии в первой половине XX века? Весьма сомнительно. А ведь он родил Махатму Ганди и Рабиндраната Тагора! Доказывается ли высочайший культурный уровень румынского народа наличием великого поэта Эминеску и великого композитора Энеску?
Впрочем, здесь многое завит от того, какой смысл вкладывается в слово «культура».
Если уровень культуры может найти отражение в статистике, обратимся к ней. «По количеству названий книг и их тиражам Россия опередила все европейские страны, кроме Германии!» Но ведь и по численности населения Россия, как минимум, в два раза превышала любую европейскую страну.
В благополучный 1910 год численность учащихся на 100 человек населения составляла: в Англии – 17,1; в Германии – 17; во Франции – 14; в Италии – 8; в Румынии – 7,6.
А в России? Аж 4,67.
Неграмотных (старше 9 лет) в России тогда было 73%, а среди негров США – 44%.
Теперь о невероятном экономическом подъеме царской России. Не хотите верить советским учебникам, не хотите верить русофобам-западникам, поверьте убежденному монархисту Ивану Солоневичу: «Факт чрезвычайной экономической отсталости России по сравнению с остальным культурным миром не подлежит никакому сомнению... Средний русский – еще до Первой мировой войны, был почти в семь раз беднее среднего американца и больше чем в два раза беднее среднего итальянца».
Чему же должен был особенно завидовать Запад? Быстрому росту России? Но понятно же: чем ниже стартовый уровень, тем быстрее идет развитие, а по мере приближения к высотам оно замедляется.
«Большевистский, а точнее, сионистский переворот (вариант: реставрация в России рыночных отношений по западному образцу – А.Х.) привел к разрушению базовых ценностей русской духовной культуры, православной нравственности».
А была ли она до революции, высочайшая православная нравственность? Если русское крестьянство, составлявшее подавляющее большинство народа, в нравственном отношении действительно стояло на большой высоте, значит, Афанасий Фет, Лев Толстой, Николай Успенский, Чехов, Бунин нагло клеветали в своей прозе и публицистике.
Видный публицист и крупнейший издатель А.С. Суворин, отнюдь не русофоб, рассказывал В.В. Розанову (тоже не сионисту), что в годы его молодости, т.е. в 1850-е годы, в Новгородской губернии деревенские девушки и женщины легко отдавались за три рубля. Вряд ли через 50-60 лет, под растлевающим влиянием беспочвенной интеллигенции, аморального капитализма и безбожного Запада, сельские нравы стали намного целомудреннее.
Обратимся к эпопее «Тихий Дон» – произведению, объективность и правдивость которого (оставим в стороне художественные достоинства) признают и правые, и левые. Итак, казачество – сословие, в наибольшей степени сохранившее исконность уникальных духовно-нравственных устоев и традиционных ценностей, глубоко приверженное принципам Православия и Монархии. И представители вот этой, самой здоровой и устойчивой, части русского общества: насилуют девушек, в том числе собственных дочерей; убивают собственного отца, виновного в инцесте; сожительствуют со снохами, не говоря уже об обычном прелюбодеянии. Впрочем, нравственное состояние станичного населения характеризуют не сами эти эксцессы, а отношение к ним окружающих: все обо всем знают – и сохраняют эпическое спокойствие. Дела привычные, земля под ногами грешников не горит.
Когда в России случался неурожай (а это происходило регулярно), город пытался помочь голодающим мужикам: собирались пожертвования, открывались бесплатные столовые и так далее. Русский же мужик-богоносец отнюдь не торопился бескорыстно накормить голодающих горожан, дабы проявить свои уникальные душевные качества. Нет, русский мужик вел себя так же, как бездуховный европейский фермер в сходных условиях: пользовался моментом, старался продать свой товар втридорога, а промышленные товары получить за бесценок…
…Только что нами был использован запретный прием: отдельные факты выданы за типичное, общее для огромной массы людей. Ну, разумеется, очень разным оно было и остается, русское крестьянство. Вон у Тургенева в «Записках охотника» орловцы и калужцы, почти разные народности. Сибиряк и рязанец, поморский рыбак и терской казак – почти разные этнические типы. Да и в одном и том же селе одни жгли помещичью усадьбу и убивали всех ее обитателей, включая детишек; другие в этом не только не участвовали, но и пытались удержать соседей от злых дел. Одни последний кусок хлеба отдавали сиротке, другие брали сиротку в батраки и заставляли работать без сна и отдыха.
«Не стоит село без праведника». Любимый прием консерваторов-почвенников – объявлять, что любое село почти сплошь состоит из праведников. По крайней мере, праведник есть «типичный представитель» русского крестьянства.
Октябрьский переворот разрушил народную нравственность? Не с меньшим основанием можно сказать, что и этот переворот, и последовавшая за ним гражданская война стали не причиной, а следствием массового понижения нравственности.
«Нам, древней и неповторимой цивилизации, навязывают чуждую модель общества по точному образцу современных западных демократий».
Еще более резко выразил этот тезис Валентин Распутин на IX Всемирном Русском Народном Соборе: «Сегодня мы живем в оккупированной стране, в этом не может быть никакого сомнения…Что такое оккупация? Это устройство чужого порядка на занятой противником территории. Отвечает ли нынешнее положение России этому условию? Еще как! Чужие способы управления и хозяйствования, вывоз национальных богатств, коренное население на положении людей третьего сорта, чужая культура и чужое образование, чужие песни и нравы, чужие законы и праздники, чужие голоса в средствах информации, чужая любовь и чужая архитектура городов и поселков – всё почти чужое, и если что позволяется свое, то в скудных нормах оккупационного режима».
Отметим, что для обличения постсоветского режима использовался целый ряд убийственных эпитетов: преступный, антинародный, антидемократический, бандитский, воровской, олигархический, коррумпированный и др. Распутин выбирает самое спорное определение «оккупационный» – ибо только оно исключает, не сам ли народ виноват (хоть чуть-чуть?) в том, что терпит такой мерзкий режим. Если страна оккупирована (Западом? Картавыми инородцами? Масонами? Буржуинами? Инопланетянами?), ясно, что народ ни в чем не виноват и от всего сердца, от всей души может сам себя жалеть.
Если согласиться с определением В.Распутина, придется признать, что приведенные им признаки оккупации можно отнести к бывшим республикам Советского Союза и уж тем более – к странам «социалистического лагеря».
«Устройство чужого порядка. Чужие способы управления и хозяйствования. Чужая культура и чужое образование. Чужие законы и праздники, чужие голоса в средствах информации…» – разве не то же самое говорили прибалтийские, западноукраинские, кавказские плакальщики, не говоря уже о польских, чешских, венгерских? (Об афганцах лучше не упоминать).
В советские времена принято было толковать про «добровольный союз свободных и равноправных республик» – сегодня Распутин и его «национально ориентированные» единомышленники прямо говорят, что СССР был Русской Империей. Доступно ли их пониманию, что далеко не всем литовцам, узбекам, молдаванам нравилось видеть свою исконную землю – русской окраиной? (Само собой разумеется, многих других такое положение более или менее устраивало, но ведь и нынешний оккупационный, антинародный, преступный режим многих россиян более или менее устраивает).
Плохо жить в оккупированной стране? Очень плохо, впору зарыдать, что и делает Распутин. Человек истинно верующий, глубоко православный, он должен понимать, что все во власти Господа, и если об оккупации России писатель не сболтнул ради красного словца, то не иначе это сам Бог Земли Русской испытывает Свой излюбленный народ и карает его за оккупацию чужих стран. «Мне отмщение, и Аз воздам…»
Но вернемся «к точному следованию западному образцу». А ведь брешут господа «истинные патриоты»! Ни один из самых отъявленных либералов и русофобов, как в самой России, так и за рубежом, не пытался навязать точный западный образец. Хотя бы потому, что нет его и не было, «точного образца». Чтобы нелепость этого обвинения стала очевидной, переиначим его: «общество по точному образцу восточного коммунизма». Что имеется в виду – Югославия времен Тито или Камбоджа времен Пол Пота, СССР при Сталине или при Горбачеве, Китай при Мао или нынешний? Разница огромная!
Вспомним «Трех мушкетеров»: «Пылок и безрассуден, как истинный гасконец. Осторожен и рассудителен, как истинный...» (не помню, бретонец или нормандец).
Почти разные национальности! Франция – это целый космос!
Англия, Испания, Германия, Италия – тоже миры, макрокосмы! Бельгия состоит из двух чуть ли не враждебных народов. Португалия и Исландия, Голландия и Греция – они, по-вашему, один и тот же Запад с одним и тем же укладом жизни, с одинаковыми политическими, социальными, культурными традициями и институтами?
И вот это, разноликое, пестрое, многоголосое, по мнению «истинных патриотов», образует некую сплошную серую массу, однородное пространство «Европы», монолитной в ненависти к России, сытом самодовольстве и бездуховности.
Какую модель навязывают России? Многопартийность, парламентаризм, рыночное хозяйство? Так эти «западные» формы используют, с большим или меньшим успехом, Турция и Индия, Пакистан и Южная Корея. Кстати, в числе самых спокойных и благополучных европейских стран – королевства и герцогства. Быть может, Запад заставляет Россию установить монархию?
У Пушкина выведены два помещика – сторонник традиционных ценностей и англоман. «Наше всё» посмеивается над обоими, но и у него и в мыслях нет, что англоман – русофоб и предатель. Напротив, предполагается, что они оба любят Родину – по-своему, и хотят ей счастливого будущего, которое видят по-разному.
«История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все — за отсталость… Били потому, что это было выгодно, доходно и сходило безнаказанно…»
Ярчайший пример гнусной русофобской фальсификации! Такую наглость мог позволить себе только клеветник, вполне уверенный в том, что слушатели совершенно не знают русской истории. А если и знают, не посмеют возразить. А возражения напрашиваются!
Во-первых, далеко не всегда существует четкая зависимость между уровнем развития и военными успехами. Турки-сельджуки завоевали Византию не потому, что были более передовым народом. Россия победила в Отечественной войне не потому, что Франция была отсталой страной. Кроме прогресса/отсталости, существуют такие факторы, как ресурсы, моральный дух войск, талант и опыт полководцев.
Во-вторых, как-то странно получается: «Россию непрерывно били», а ее владения все росли и увеличивались. Да всё за счет бывших владений монгольских ханов, турецких беков, шведских феодалов, польско-литовских панов.
В-третьих, битье России (в тех случаях, когда оно действительно имело место), вовсе не было занятием легким, выгодным, доходным. Возьмем очень болезненные и позорные поражения – от «англо-французских капиталистов» и «японских баронов». Их победа над Россией досталась ценой больших (несоразмерных, как они сами считали) жертв.
…Вот так антипатриотично фальсифицировал историю товарищ Сталин в феврале 1931 года, а в 1941 году он же говорил нечто прямо противоположное: Россия, мол, всех била – татар, ливонских псов-рыцарей, шведов, турок, Фридриха Прусского, Наполеона… Это повторялось, как заклинание, ибо нужно было мобилизовать массы, вселить в них веру и надежду.
Но ведь и прежняя, «фальсификаторская и русофобская», трактовка всей русской истории тоже имела державно-патриотическую цель и должна была мобилизовать массы: «Если мы не хотим снова быть битыми, надо нести тяготы и лишения, связанные с индустриализацией и милитаризацией!»
Итак, фальсификация фальсификации рознь. Если она продиктована заботой о державном благе, то это и не фальсификация вовсе. «Историческая правда», с точки зрения ура-патриота, – то, что полезно в данный момент, то, что дисциплинирует и сплачивает народ, внушает любовь и уважение к вождям.
Все остальное – «фальсификация истории».
Ура-патриотическая версия «исторической правды» дает народу возможность лишний раз ощутить себя добрым, умным, сильным, возвышает его в собственных глазах. При этом приятные представления о своей кротости, безобидности, жертвенности органически сочетаются с еще более приятным чувством – гордостью: мы самые сильные, мужественные, непобедимые: «Наш народ миролюбив и незлобив. 800 лет провел в походах и боях». (Г.А. Зюганов)
Официальная державная мифология включает в себя противоречивые и парадоксальные тезисы:
Первый. Россия никого никогда не обижала, ни на кого не нападала, а все вокруг обижали ее – добрую и несчастную.
Второй. Россия всех спасала, Но, вместо ответной любви и благодарности, весь мир ее ненавидел и платил черной неблагодарностью.
Третий. Россию все уважали и боялись.
Рассмотрим подробнее первый тезис, В классическом виде он был сформулирован ставшим ныне модным философом Иваном Ильиным, рассматривавшим всю русскую историю как живую трагедию жертвы: «Вся жизнь нашего народа стала самоотверженным служением, непрерывным и часто непосильным… И как часто другие народы спасались нашими жертвами и безмолвно и безвозвратно принимали наше великое служение».
Вся жизнь – стало быть, со времен Киевской Руси? И все десять с лишним веков белая и пушистая Россия только и делала, что жертвовала собой? Но героический поход князя Игоря никак нельзя назвать оборонительным. И вещий Олег повесил свой щит на врата Царьграда не в порядке национально-освободительной войны. И в случае с неразумными хазарами русичи предстают отнюдь не кроткими последователями евангельской заповеди насчет другой щеки. Нет: «вы нам – буйный набег, а мы вам, неразумным, так отмстим, что мало не покажется!»
Правота и неправота в подобных случаях определяется так называемой готтентотской моралью: «Крымский хан грабит южнорусские земли – это чудовищное преступление, вопиющее к небу об отмщении; наши казачки грабят турецкие селенья – подумаешь, пошалили ребята. Стенька Разин утопил персидскую княжну – это проявление широкой поэтической натуры; персидский разбойник утопил русскую княжну – это ужасающее зверство и дикость».
Иван Ильин (1883 – 1954)
Привычно прозвучит: «Они всегда первыми начинали, а мы только отвечали…» Но ведь вопрос, кто первый начал, сводится к тому, какая сторона и с какой даты ведет отсчет. Всегда можно доказать, что «в исторической ретроспективе» именно «мы» всегда были объектом злобных происков и «были вынуждены» принять адекватные меры.
Если Россия только защищалась от иноземных агрессий, возникает ряд вопросов. Ну, например: напал ли прусский король Фридрих на Россию, а если нет, то зачем русские войска взяли Берлин? Нападал ли Наполеон на Россию до того, как Суворов громил французов в Италии? Находится ли Порт-Артур на территории России, а если нет, каким образом там оказалась русская крепость? Чем помешали России мадьяры, восставшие против Австрии, и зачем надо было их восстание подавлять? Запрещая, устами Пушкина, Европе лезть в спор славян между собой, почему Россия считала себя вправе лезть в споры между собой германских и романских народов?
С 1240 по 1462 год, по подсчетам выдающегося историка С. Соловьева, Русь-Россия пережила двести войн и нашествий, а с XIV по XX (за 525 лет после окончания татаро-монгольского ига) войны продолжались 329 лет. Свидетельствует ли это, что Россия была вечной жертвой? Вовсе нет! «Войны» – это всякие войны, в том числе и те, в которых страна выступала, мягко говоря, не невинной овечкой.
Приняв определении агрессии как вторжение армии на чужую территорию (или ее обстрел), нетрудно убедиться, что с петровских времен Россия (Советский Союз) совершала агрессию уж никак не реже, чем подвергалась агрессии. Ну, разумеется, это называлось иначе: «собирание исконных земель, помощь единоверцам и соплеменникам, превентивный удар для отражения угрозы, обеспечение безопасности на границах, борьба с сепаратистами-экстремистами, верность союзническому (интернациональному) долгу, установление законности и порядка (социальной справедливости) и т.д.» Наконец, просто «геополитические интересы». Да и понятие «чужие границы» тоже весьма расплывчато: «Если соплеменники или единоверцы отделены от нас границей, разве не должны мы, наплевав на условности, взять их под свое крыло?!»
Агрессоры приводили в обоснование своих действий аналогичные, глубоко нравственные доводы: защита единоверцев, верность союзническому долгу, возвращение исконных земель, превентивные меры защиты и т.п. И все говорили, что чужой земли ни пяди не хотят и что войны всеми силами стремились избежать – она была навязана вызывающим поведением России. (Даже Наполеон и Гитлер, в совершенно бесспорных обстоятельствах нападения и захвата, выставляли себя жертвами: Россия (СССР), мол, нагло и систематически нарушала свои договорные обязательства и создавала угрозы миру и безопасности).
Генерал Куропаткин подготовил для Николая II справку о том, сколько раз и с кем воевала Россия, начиная с петровских времен. Оказывается, из 33 войн ОБОРОНИТЕЛЬНЫХ было – четыре, а 22 войны велись ДЛЯ РАСШИРЕНИЯ ТЕРРИТОРИИ.
Вот так «великое самоотверженное служение»!
У Ивана Ильина и на этот счет готово объяснение: «Не мы «взяли» это пространство: равнинное, открытое, беззащитное – оно само навязалось нам; оно заставило нас овладеть им, из века в век насылая на нас вторгающиеся отовсюду орды кочевников и армии оседлых соседей. Россия имела только два пути: или стереться и не быть; или замирить свои необозримые окраины оружием и государственною властью».
Если бы не наше уважение к философу-патриоту, о коем одобрительно отзывался сам премьер-министр Государства Российского В.В. Путин, можно было бы сказать: «Поздравляем вас, гражданин, соврамши!»
«Навязались», значит, необозримые пространства, «заставили» беззащитную Россию овладеть ими?! Чукотка, Камчатка, Аляска, а также Бухара и Хива насылали на Русь в XIX веке орды кочевников?!
«Положение России… одинаково с положением всех образованных государств, которые приходят в соприкосновение с народами полудики, бродячими, – писал в 1864 году знаменитейший русский дипломат князь Горчаков. – Более образованное государство(…) начинает прежде всего с обуздания набегов и грабительств. Дабы положить им предел, оно бывает вынуждено привести соседние народцы к подчинению. По достижении этого результата эти последние приобретают более спокойные привычки, но, в свою очередь, они подвергаются нападению более отдаленных племен. Государство обязано защищать их от этих грабительств и наказывать тех, кто их совершает».
Этой логикой руководствовались все империи, начиная с Римской: соседи совершают набеги – их надо усмирить. Усмирили, но теперь оказывается, что на замиренных соседей нападают их соседи, которых также надо усмирить. Расширяется территория империя – растет число опасных соседей – удлиняются границы – усиливается необходимость двигаться дальше, расширять территорию. И так до бесконечности, то есть пока хватает сил. Империя, как жидкость, растекается, распространяется, пока не встретит непреодолимое препятствие. Россия в этом смысле вела себя точно так же, «как все образованные государства», и заслуживает осуждения не больше, чем они. Но опять-таки при чем тут «непосильное жертвенное служение»?
Давайте посмотрим хронологическую таблицу из дореволюционного пособия по истории:
«1808 г. Война со Швецией, вследствие отказа Швеции примкнуть к союзу северных держав против Англии. Россия приобрела Финляндию и Аландские острова». (Любопытно, что Россия «наказывает» Швецию, будущую союзницу, как раз за то, что послужило Наполеону поводом к нападению на саму Россию в 1812 г. – А.Х.).»
«1806 – 1812 г. Война с Турциею, Россия получила Бессарабскую область».
«1826-28. Война с Персиею, Россия приобрела ханства Эриванское и Нахичеванское».
«1828-29 гг. Паскевич взял у турков Ахалцых, Карс и Эрзерум. Россия получила восточный берег Черного моря».
«1864 г. Завоеван Туркестан, Ташкент, и все Кокандское ханство присоединено к России. Бухарский эмир также побежден и уступил России Самарканд».
«1873 г. Завоевано Хивинское ханство».
«1881 г. Скобелев заставил текинцев принять русское подданство».
«1885 г. Столкновение афганцев с русскими, окончившееся поражением афганцев на Кушке. Мерв, Серакс, Памир заняты русскими». (На троне в это время Александр Третий, прозванный Миротворцем. Хорош миротворец! – А.Х.)
«1900 г. поход в Китай и взятие Пекина».
Царские историки, к сожалению, не читали труды патриотов-державников позднейшего времени и писали (фальсифицировали?) простодушно: «Россия завоевала, получила, заставила, заняла, взяла», вместо «к России добровольно присоединилась (навязалась, заставила овладеть собою) такая-то область…», что соответствовало бы «исторической правде».
Почему другие народы проявляют по отношению к России такую отвратительную неблагодарность? Чтобы пояснить нашу мысль, напомним о том, что армия Чан Кайши истекала кровью в противостоянии с японскими войсками, оттягивая на себя силы агрессора и препятствуя нападению Японии на советский Дальний Восток. Недаром гитлеровская Германия пыталась помирить Японию с Китаем, а Сталин обменивался с генералиссимусом Чан Кайши в высшей степени теплыми и прочувствованными посланиями. Армия Мао в это время сидела тихонько, японцам не мешала.
Как Сталин «отблагодарил» Чан Кайши, общеизвестно...
Предвижу возражение:
– Чан Кайши не ставил себе целью помогать СССР, он решал свои проблемы, преследовал свои интересы. Поэтому говорить о какой-то благодарности русских Китаю – неуместно. В геополитике сентиментальные соображения не пляшут!
Подумайте, что мы сможем возразить иностранцу, который скажет: «Сталин не ставил целью «освободить Европу от фашизма», а преследовал свои далеко идущие имперские интересы. Освободив несколько стран от гитлеровской кабалы, советский режим установил свою кабалу, и поэтому народы вправе не нести бремя благодарности спустя шесть десятилетий.
Когда человеку постоянно и настойчиво напоминают о долге благодарности, это обычно вызывает прилив не благодарности, а раздражения. Мы не любим быть должными и нести бремя – в том числе, бремя благодарности.
– За что Россию в Европе ненавидели?
– А как вы хотели – чтобы боялись, но при этом любили?
Ощущать свою зависимость – даже от России, с ее уникальной духовностью и удивительной добротой – всегда неприятно. Испытывать неприязнь к тому, от кого зависишь, и желать освободиться от зависимости – нормально. С этим сам Александр Проханов согласится.
Если разобраться, обвинения бывшим союзникам СССР и бывшим братским республикам сводятся вот к чему: «Как вам не стыдно изменить великодушному и щедрому московскому хозяину ради меркантильного и бездуховного вашингтонского хозяина? Как вы могли отказаться от почетной роли верного прислужника ради позорной роли сателлита?»
Правда ли, что немцы всегда ненавидели Россию?
Знаменитый в свое время писатель М. Загоскин в романе «Рославлев, или Русские в 1812 году» пишет: «В Отечественную войну Пруссия была для нас вторым отечеством». Салтыков-Щедрин в цикле очерков «За рубежом», написанном в 1880 году, упоминает, что немецкий учитель говорит о России как о дружественной стране. Русофобские настроения в немецком и австрийском обществе, безусловно, имели место, но далеко не сразу стали господствующими. Даже во время русско-японской войны симпатии немецкого общества были на стороне русских (тогда как Англия, будущий союзник, открыто проявляла сочувствие Японии).
Нельзя сказать, что немцы любили Россию и относились к ней восторженно – подавляющее большинство к ней НИКАК не относилось, было равнодушно, что вполне нормально. Межнациональная любовь – чувство капризное и ненадежное. Межнациональное равнодушие – прочная основа для разумной и стабильной политики.
Однако изучение немецких источников может привести к выводу: русофобские настроения в Германии возникли примерно тогда же, когда антигерманские (антиавстрийские) в России. «Австрия составляет препятствие, которое во что бы то ни стало должно быть уничтожено», – это говорит Достоевский – не просто писатель, не только властитель дум русского общества, еще и друг и доверенное лицо Победоносцева, главного русского идеолога.
Видимо, гениальный романист был уверен в том, что его откровения станут известны только своим, а чужой взгляд, для которого они не предназначены, на них и не упадет! К несчастью, на Западе читали не только великие романы Достоевского, но и его публицистику. Какое впечатление должны были произвести вышеприведенные вдохновенные слова? «Если они считают нас своими врагами, значит, они и есть наши враги».
Шовинисты всех стран объединяются, помогают друг другу, взаимно друг друга провоцируя. Рассматривая русско-английские, русско-французские, русско-американские отношения, можно установить некую синхронность приливов и отливов взаимной симпатии либо взаимной вражды.
– Россия была против Германии и Австро-Венгрии потому, что те мешали освобождению братьев-славян. Таким образом, русская внешняя политика имела глубоко религиозные и нравственные основания!
Святость высокой цели – избавить братушек-славян от иноземного ига – не подлежала бы ни малейшему сомнению, если бы… Если бы желание освободить славянский мир от «варваров-мусульман и еретиков-католиков» сопровождалось заявлением: «…а своих варваров-мусульман и еретиков-католиков, коль те не хотят оставаться под благодатной сенью Русского Самодержавия, нам и даром не нужно – пусть катятся на все четыре стороны».
Но Россия – освободительница Болгарии почему-то не спешила отпустить Польшу, Финляндию, Чечню, Дагестан, Коканд. Держала их всеми силами, хотя неблагодарные инородцы-иноверцы недвусмысленно выражали свое желание вырваться из «тяжелых нежных лап» Православного Царя.
– Дореволюционная Россия не была тюрьмой народов, это гнусная клевета, фальсификация!
И нам доказывают, что инородцы жили в России лучше самих русских, что финны имели свой сейм, а поляки занимали видное место в администрации, науке, культуре и образовании, хозяйственной жизни. Что касается мусульманских народов Кавказа и Средней Азии, то для них оказаться под владычеством доброй и просвещенной России было все-таки лучше, чем под пятой отсталой Турции или бесчеловечной эксплуатации со стороны Англии.
Но разве не русский писатель Достоевский говорил, что каторга страшна не тяжестью работ, не плохими условиями быта: лишение свободы – само по себе тяжелое наказание. Тюрьма или не тюрьма – надо спрашивать у заключенных, а не у надзирателей.
Если народы не хотели, по вредности своей, жить под благодетельной и кроткой властью Белого Царя, если стремились вырваться, поднимали восстания, – значит, тюрьма.
К вопросу об уникальности русской державности и ласковом отношении Старшего Русского Брата к простодушным дикарям.
– Другие империи строились железом и кровью, а Российская, как сказал великий Тютчев, была связана любовью!
Классический пример русской всечеловеческой отзывчивости – лермонтовский Максим Максимыч. Горец Казбич – его кунак, и русский офицер охотно признает своеобразную правоту «лиц кавказской национальности», когда те поступают совсем не так, как русские.
При этом забывается, что Максим Максимыч совершенно спокойно отдает приказ застрелить своего кунака. И довольно снисходительно относится к своему подчиненному, поручику Печорину, похитившему и обесчестившему горскую княжну Бэлу. Мол, грех, конечно, но – дело молодое. Легко вообразить, как воспринял бы Максим Максимыч (да и сам Печорин) похищение княжны Мери – Казбичем! А ведь с точки зрения христианской морали разница мало существенна!
Вообще, гуманизм царской политики на Кавказе хорошо известен по произведениям художественной литературы. Достаточно вспомнить толстовские повести «Казаки» и «Хаджи-Мурат»: убийства младенцев, лишение жителей средств к существованию, лихие казачьи набеги на горские стада…
Когда говорят о том, что индийские племена мечтали избавиться от гнета английских империалистов и перейти под руку империализма русского, предпочитают не вспоминать о племенах, которые мечтали вырваться из России – куда угодно. Чужой барин кажется добрее.
А.И. Солженицын со скромной гордостью заявлял, что Российская империя не погубила ни одного племени на своей территории, всех сохранила! Великого (кажется, уже можно его так назвать?) человека подвело недостаточное знание отечественной истории: гуманная цивилизаторская политика русского правительства привела к исчезновению с лица земли племени убыхов (родственного адыгам), а черкесов осталось менее восьми процентов – основная масса бежала в Турцию, лишь бы не пользоваться благодеяния русских военных и штатских человеколюбцев.
Там в колыбели песни матерей
Пугают русским именем детей, –
писал не аварский, не чеченский, не лезгинский – великий русский поэт. И русская цензура это пропускала. Именно потому, что всё это было в порядке вещей.
Менее известно (не была освещено великими писателями) кроткое поведение русского христолюбивого войска в Средней Азии: «Необходимы были беспощадные кровавые расправы с туземцами за малейшую их попытку напасть на русского… Целые кишлаки выжигались дотла за одного убитого русского, найденного по соседству» (Из записок русского офицера Г. Маркова ).
– Война есть война. И времена были другие, Нельзя применять моральные понятия нашего времени к совсем иной исторической эпохе! – говорят ура-патриоты.
Что не мешает этим господам гневно обличать ветхозаветных евреев в «зверской расправе над жителями Ханаана». Хотя та историческая эпоха отстоит от нас не на полтора века, а на три с лишним тысячелетия!
Современный россиянин чувствует себя обманутым. Давно ли он жил в стране, идущей в авангарде человечества, вызывающей любовь многочисленных друзей, зависть и ненависть многочисленных врагов. Давно ли он чувствовал себя частью народа – старшего брата и покровителя слабых. И вдруг, в одночасье, страна и народ оказались где-то в серединке или даже в хвосте, позади Сингапура и Португалии, хоть и впереди Боливии и Непала….
И самое страшное: уже нет былых сил, былой неутомимости в бою, труде, любви, былого стремления «догнать и перегнать!».
Куда же всё девалось?!
– А может, нас подменили!?
«Этот народ не раз жертвовал собой, чтобы спасти Европу и все человечество, – и видел в ответ черную неблагодарность. По справедливости, он должен был бы занять самое почетное место в семье наций, между тем, он был всегда окружен врагами, мечтавшими поработить или хотя бы унизить его…»
О каком народе идет речь? О русском, конечно!
Но в этом портрете узнают себя, по крайней мере, еще несколько (а может быть, и десятки) других народов, больших и малых. И у каждого есть большие или меньшие основания, чтобы считать свой исторический путь особенно трагическим, неповторимым, уникальным, свой вклад в духовную сокровищницу человечества – огромным. И для того, чтобы считать себя жертвой несправедливости, злобы и зависти.
Потребность гордиться собой и одновременно жалеть себя, непонятого и недооцененного, – очень естественная юношеская особенность. Значит, народы, сколько бы веков ни насчитывала их история, недалеко ушли от подросткового состояния. Но чтобы соответствовать этому самоощущению, приходится подменить самих себя – другим ребенком: «Я был таким прелестным…»
«А был ли мальчик?»
Народ, который всегда был прав, никогда не притеснял других, страдал от агрессивных соседей, сам ни на кого не нападая, нес по всему миру идеалы христианской любви и милосердия… Есть ли такой на белом свете? Во всяком случае, это не великий русский народ!
г. Мюнхен