Утрата
Памяти не политкорректного борца за права человека
Мы с опозданием на полтора месяца узнали о том, что 15 мая 2009 года в Лос-Анджелесе скончался Сай Фрумкин, один из наших авторов. Эту печальную новость мы узнали из опубликованного в № 10 (113) сетевого журнала «Заметки по еврейской истории» очерка Владимира Матлина, близко знавшего Сая на протяжении последних тридцати пяти лет. Очерк так и называется: «Памяти Сая Фрумкина».
Мы не были знакомы с Фрумкиным лично, но уже с первой ставшей нам известной (и напечатанной нами) его статьи мы поняли: это – наш человек, то есть наш единомышленник. Я даже не помню, как эта статья к нам попала, видимо, как это нередко бывает, переслал нам ее кто-то из наших читателей.
Спустя какое-то время после публикации этой его статьи («Демографический сбой или Континент проигравших», «Рубеж» № 9 за 2007 г., о ней я еще скажу ниже), у нас в редакции раздался звонок, и мужской голос представился по-русски с легким, но приятным акцентом: «Сай Фрумкин». Оказывается, один из наших читателей, знавших Сая лично, переслал ему в Америку номер нашей газеты с его статьей и с нашим комментарием, и он счел необходимым позвонить нам и поблагодарить за публикацию. Также он сказал нам, что мы можем брать для публикации любую его статью из интернета, что гонорар ему не нужен, так как он понимает, что мы газета не богатая, что ему просто будет приятно публиковаться у нас.
После этого мы уже сами стали находить его статьи в интернете. Написанные прекрасным русским языком и на самые разные темы, они всегда были интересны. И они только укрепили нас во мнении, что Сай – наш человек (или мы – его человеки).
К этому вопросу мы вернемся ниже, а сейчас кратко перескажем основные вехи его жизни. При этом мы воспользуемся очерками В. Матлина (названным выше и другим, опубликованным в 2001 году в журнале «Вестник» к 70-летию Сая), а также статьей Вахтанга Кипиани «„Экстремист“ Фрумкин», напечатанной в «Киевских ведомостях» тоже в 2001 году, очевидно, к тому же юбилею.
Сай был моим ровесником. Летом 1941 года, когда началась война, ему, как и мне, было 10 лет. Но я жил на Восточной Украине, в Запорожье, и моя семья успела эвакуироваться, а Сай жил в Каунасе, куда немцы вошли уже вечером 24 июня. Вскоре его семья оказалась в гетто. Большинство евреев Каунаса погибло еще до гетто от рук литовских националистов или в самом гетто. Семье Сая «повезло»: уцелев в гетто, они летом 1944 года были отправлены в концлагеря на территории Германии, Сай с отцом – в Дахау, мать – в другой лагерь.
Сай был освобожден американцами, отец его погиб в Дахау за 20 дней до освобождения лагеря. Затем начались новые мытарства: как и до войны, ни одна страна, включая США, не хотела пускать к себе чудом уцелевших в Холокосте евреев, в Палестину их не пускала Великобритания. Но Саю опять повезло, причем дважды: сначала его отыскала в лагере для перемещенных лиц в Италии мать, которую он считал погибшей, затем в Венесуэле отыскалась сестра матери, благодаря чему они смогли перебраться в эту страну. В 1949 году по студенческой визе он перебирается в США, где в 1953 году выходит из Нью-Йоркского университета со степенью бакалавра (позднее он получит степень магистра). Затем он на всю жизнь осел в Лос-Анджелесе, открыл здесь свой мануфактурный бизнес, женился, родил двух сыновей. Словом, жизнь наладилась.
А дальше… о том, что было дальше, Кипиани приводит рассказ самого Сая:
– Примерно в 1967-1968 гг. я совершенно случайно попал на лекцию по правам человека, посвященную положению евреев в Советском Союзе. На той лекции сидело всего человек 30-40. Профессор рассказал о том, что в СССР существует государственный антисемитизм, что пути для выезда из страны для евреев закрыты. Мне это показалось интересным. Вскоре я предложил руководству одной демократической организации, членом которой был, подготовить доклад об антисемитизме в Союзе. Все почему-то сильно смутились, и предложили – давайте лучше поговорим об антисемитизме в Польше. Тогда я предложил обсудить события в Чехословакии, где Москва уничтожила «коммунизм с человеческим лицом». И опять реакция была очень странной. Все эти хорошие, милые люди не хотят критиковать Советский Союз. Мне оказалось не по пути с ними.
Вскоре Сай познакомился с другим молодым евреем, Зевом Ярославским, которому тоже было не по пути с «хорошими, милыми людьми» из левацких еврейских организаций, которые «не хотели критиковать Советский Союз». Вдвоем они решили сделать что-нибудь на Хануку, чтобы продемонстрировать солидарность с советскими евреями. Остановились на ночной демонстрации со свечами – рассчитывали, что придет хотя бы человек сорок, но за счет огней зрелище будет выглядеть впечатляюще. Им удалось заинтересовать положением евреев в СССР одного из самых популярных тогда телеведущих Джорджа Патнэма. И тот полтора месяца дважды в день обращался к горожанам, приглашая принять активное участие в мероприятии. Далее опять говорит Сай:
– В тот день была не очень хорошая погода, и мы с Зевом пришли пораньше. Мы надеялись, что придет еще кто-нибудь. За какие-то полчаса собралось шесть или семь тысяч людей, еще через полчаса – десять тысяч! Все были со свечами – это было и очень красиво, и внушительно. В условленном месте нас ждал Патнэм, конгрессмены. Мы помолились, несколько человек выступили, и все разошлись.
Заметим: большинство участников шествия были не евреи. Так было потом всегда, по всей Америке, это и определило успех движения. «Американцы, как правило, сочувственно реагируют на ограничение свободы, где бы это ни случалось», – замечает В. Матлин. Но даем слово опять Саю:
– Израиль в те годы считал, что вся борьба за освобождение советских евреев должна идти за кулисами. Мол, этим делом должны заниматься только профессионалы, открытое давление только ухудшит ситуацию. Следовательно – никаких демонстраций перед приезжающими советскими деятелями, никаких петиций и подписей.
Но не только Израиль, руководители американских еврейских организаций, причем не только левых, тоже так считали. Это говорит уже В. Матлин:
– Не то, чтобы лидеры еврейских организаций не видели проблем российского еврейства, не то чтобы они не хотели как-то помочь своим соплеменникам – нет, они вполне были за помощь и поддержку, но как? Только тихо-тихо, по официальным каналам, путем переговоров с советскими представителями, в обмен на уступки… Еврейский истэблишмент считал открытые акции протеста вредными, поскольку они раздражают советских начальников. «А что делать?» – спрашивал Сай у американских еврейских начальников, и они наставляли: «Просить, разъяснять, договариваться. И главное – потихоньку»… Сай знал этот путь и отвергал его: это был путь умиротворения, мюнхенских уступок, капитуляции перед наглой силой. Этот путь уже привел однажды к Холокосту. Нет, Фрумкин не мог идти по нему снова, даже вместе с авторитетными еврейскими лидерами.
А это я добавлю от себя. Эти «авторитетные еврейские лидеры», американский еврейский истэблишмент несут свою долю ответственности за гибель 6 миллионов европейских евреев. Точно так же, опасаясь вызвать раздражение у «американских начальников», они не добились даже разрешения на прием нескольких сот пытавшихся спастись от нацистов на пароходе «Сент-Луис» немецких евреев. Во время войны они ничего не сделали для того, чтобы союзная авиация хотя бы разбомбила подъездные пути к лагерям уничтожения. А ведь в близком окружении Рузвельта было немало евреев…
Снова даю слово Саю:
– Мы с Зевом вышли из официальной еврейской федерации и создали сначала Лос-Анджелесский, а затем – Южнокалифорнийский совет в защиту советских евреев. Спустя некоторое время оказалось, что мы не единственные идиоты в Америке, которым близка эта тема. Мы считали, что надо делать не то, что рекомендуют «профессионалы» из Тель-Авива, а сами активисты движения за выезд из СССР. Если скажут: «надо шуметь» – будем шуметь, «сидеть тихо» – так и будет... В начале 70-х гг. мы создали организацию, которая объединила всех «городских сумасшедших» – таких как мы. Ее назвали Союз советов советских евреев, через какое-то время она стала крупнейшей независимой еврейской организацией в Америке (800 тысяч членов).
Советскому посольству в Вашингтоне, советским консульствам в крупных городах США, любым советским делегациям – торговым, профсоюзным, спортивным, культурным – не стало покоя: их неизменно встречали пикеты, плакаты с требованиями «Отпусти мой народ». Каждой делегации приходилось проходить как сквозь строй, позорный строй, через шпалеры демонстрантов. Вот одна такая картинка (из Матлина):
...От автобуса к театру они шли плотно сбитой стайкой. Вид у них был смущённый, испуганный, но и вызывающий: наплевать, мол, нам на всех, у советских собственная гордость. Они делали вид, что не слышат обращенных к ним криков, не видят окруживших их людей, эдак быстро-быстро, боком-боком через сердито гудящую толпу: впереди и по бокам безликие гебешники, за ними члены делегации кинематографистов с опущенными глазами, а в центре группы – глава делегации, большой начальник советской литературы и кинематографии Сергей Михалков. Ничего не видят, ничего не слышат...
И вдруг – громоподобный крик. По-русски: «Господин Михалков, отпустите Мишу Суслова! Отпустите Феликса Камова! Хватит издеваться над отказниками!» Это Сай Фрумкин. Он одет в полосатую робу зека, в руках у него мегафон. Мы подхватываем: «Let my people go!» Советская делегация останавливается в замешательстве. На мгновение растерялся и сам Михалков, но быстро совладал с собой: «Не задерживайтесь, товарищи! Пошли-пошли!»
Члены движения поддерживали контакт с «отказниками», давая тем самым знать советским властям, что их действия в отношении «отказников» не остаются незамеченными.
Вскоре движение за право советских евреев на эмиграцию перекинулось на другие западные страны. В США столь мощное движение не могло остаться незамеченным властями. По всей стране местные организации устанавливали отношения со своими конгрессменами и сенаторами. Движение получило поддержку конгресса, госдепартамента и самого президента Рейгана. А в начале 70-х годов нью-йоркский студент Гленн Рихтер выдвинул идею связать предоставление режима наибольшего благоприятствования в торговле той или иной стране со свободой выезда из нее. Этой идеей удалось заинтересовать одного сенатора и одного конгрессмена. Соответствующий закон, проведенный через конгресс и сенат, по их именам был назван поправкой Джексона-Вэника. Поправка эта существенно задевала торговые интересы СССР в США.
И советское руководство дрогнуло: скрепя сердце стало понемногу выпускать столь дорогих ему евреев. Как правило, порция выпускаемых увеличивалась перед какими-нибудь двусторонними переговорами, в которых был заинтересован СССР.
В. Матлин пишет:
Американское (затем мировое) движение в защиту советских евреев спасло от гибели отказников, сделало возможным немыслимое – эмиграцию из страны Гулага, нанесло невосполнимый урон советской идеологии… Прав оказался Фрумкин и его единомышленники, сторонники открытых действий. Достаточно полистать воспоминания бывшего советского посла в Вашингтоне Анатолия Добрынина… На протяжении книги он возвращается к теме еврейского движения за эмиграцию из СССР раз тридцать, если не ошибаюсь. Он пишет о том, что американские евреи в 1970-80 годах оказали существенное влияние на все сферы советско-американских отношений: переговоры о разоружении, культурный обмен, экономические связи.
Во всем этом значительной была роль Сая Фрумкина, Важно было, что он, в отличие от большинства активистов движения, в совершенстве владел русским языком. Кроме того, он был блестящим журналистом. Он опубликовал в защиту советских евреев десятки статей на русском и английском, выступал на радио и телевидении. Он дважды ездил в Москву. Эта бурная деятельность дорого ему обошлась. В. Кипиани передает его собственные слова:
– Моя борьба разрушила личную жизнь. Со мной было очень трудно жить. Я был плохим отцом. Жена старалась помогать мне, но вскоре ей это надоело. Я потерял большинство знакомых – с «фанатиком» трудно иметь дело. В 1972 году я поехал в Советский Союз. Жена уговаривала меня не ехать, боялась, что меня арестуют, и я прямиком отправлюсь в ГУЛАГ. Ведь теоретически я все еще был советским гражданином. Когда я приехал назад, она даже не встретила меня в аэропорту.
Случайность – то, что я говорю по-русски – сделало меня широко известным человеком. В то же время многие люди сделали неизмеримо больше для движения советских евреев, но их имена абсолютно неизвестны. Новые иммигранты удивляются, когда им рассказываешь, что двери СССР открылись не сами по себе, и за это приходилось бороться.
После того как сюда хлынул поток еврейской иммиграции из Союза, стало хуже. Многие годы мы объясняли американским евреям, что надо освободить людей, которые мучаются в коммунистической стране: «Они все герои, только и мечтающие оказаться на свободе, заниматься своей национальной религией, языком, культурой, быть гордыми евреями». Мы ожидали лавину героев. А приехали обычные советские люди, иногда – не очень хорошие и честные. Один из новоприбывших русскоязычных евреев сказал о Щаранском и других еврейских борцах: «Молчали бы – не сидели». После этого со мной неделю нельзя было говорить...
Ну, наших людей мы знаем, их – таких – и здесь достаточно. Когда выезд из СССР перестал быть проблемой, Сай переключился на распространение знаний о Холокосте, особенно в молодежных аудиториях, а также на журналистскую деятельность. Последнее время его стали волновать судьба Израиля и вновь набирающий силу антисемитизм в мире, о чем можно судить по публикуемой ниже статье «Мой смертный приговор».
Но я хотел бы обратить ваше внимание на другую сторону мировоззрения Сая, не менее, на мой взгляд, важную, чем преданность своему народу. Он, вообще-то, по своим взглядам не националист, а скорее интернационалист, а в защиту своего народа выступал в силу того, что тот постоянно оказывается в роли преследуемого. И вот парадокс: несмотря на то, что он сам ярко выраженный борец за права человека, он откровенно не любит и презирает «политкорректоров», которые ведь тоже считают себя правозащитниками.
Разницу между Саей Фрумкиным и ними мы покажем, вслед за Владимиром Матлиным, приемом «от противного». Матлин рисует портрет одного из этих «правозащитников»:
В восьмидесятых годах в столичном городе Вашингтоне произошел такой случай. Федеральное правительство решило строить здание в центре города, но строительству мешал какой-то старый, сильно обветшалый дом. Снести его, и все дела! Ан, нет. На беду в этом доме помещалась в последние годы ночлежка для бездомных. «Как это можно? – закричали тут борцы за права обездоленных, – как можно оставить без приюта и так уже бездомных людей!». «Что вы, что вы! – испуганно залепетало правительство, – мы построим для них на другой улице новую, гораздо лучшую ночлежку, со всеми современными удобствами». «Нет! – твердо сказали борцы, – не хотим на новом месте, хотим на старом. А не согласитесь с нами, тогда...»
Угроза была серьезная: главный борец, известный в стране активист и подвижник, грозился начать бессрочную голодовку и уморить себя голодом на глазах у всех. И правительство испугалось. И уступило. (А возглавлял в то время правительство, кстати сказать, отважный победитель коммунизма Рональд Рейган). Ночлежка осталась на своем месте, борцы торжествовали победу, а бездомные... Да кто их спрашивает? Все равно непонятно, чего они хотят.
Всё это, может быть, прямого отношения к моей теме не имеет, но всё же заостряет внимание на очень интересном вопросе: кто они, борцы за права других людей, что ими движет? Тогда же в качестве радиожурналиста я встретился с тем самым борцом-активистом. После капитуляции правительства он отменил голодовку, но все равно был тощ и мрачен, глаза его горели, плечи были напряжены. Я включил свой магнитофон и задал вопрос: «Что побудило вас заняться правами бездомных?» И то, что он ответил, запомнилось мне навсегда.
«Видите ли, когда в 1973 году кончилась вьетнамская война, – сказал мой собеседник, – мы остались не у дел. В течение почти десяти лет мы активно протестовали против войны, боролись с правительством и империалистическими кругами... а тут вдруг мы победили, и все кончилось. Вот тогда я стал смотреть вокруг себя: чем заняться, на что обратить свои силы. И увидел бездомных»...
Понимаете, что удивило меня в таком объяснении: оказывается, не бедственное положение людей или несправедливость вызывает активность этих борцов, а скорее наоборот: излишек сил, которые они не умеют использовать созидательно и конструктивно, заставляет их отыскивать социальные явления, которые можно объявить злом, требующими искоренения. И начинается активная борьба против этого... или того, ... или чего-нибудь еще: против глобализации, или охоты на китов, против атомных электростанций или меховых шуб... лишь бы бороться.
Конечно, Сай не был таким «борцом», напротив, как уже говорилось, неприязнь к ним, таким «политкорректным», красной нитью проходит через его творчество журналиста. Не любил он их за формализм, за нежелание и неумение вникнуть в суть дела. Для «политкорректоров» сирый, убогий, бедный, «угнетаемый» всегда прав. На этом, кстати, строилось все мировоззрение русской интеллигенции ХIХ – начала ХХ века, да и русской литературы того времени – на культе «народа», простого человека, маленького человека. А «народ» затем основательно дал обожавшей его интеллигенции пинком под зад.
Западная интеллигенция не усвоила этот урок. Каждого, кто объявляет себя поборником «народа» или защитником угнетенных народов Африки, Азии и Латинской Америки, она берет под свое крыло. Представители этой интеллигенции основательно помогли в 20-е – 30-е годы прошлого века легитимации кровавого ленинско-сталинского режима. И после войны, как мы видели, левацкие еврейские организации больше всего боялись обидеть «прогрессивный» Советский Союз. И те же тяготеющие к левизне интеллектуальные круги Запада соорудили пресловутую политкорректность. Теперь она служит основой для легитимации террористов из «Хамаса» и «Хезболлы» и, соответственно, для остракизма Израиля.
Мы знаем, некоторые наши читатели сохраняют прошлые номера «Рубежа». Поднимите сентябрьский номер 2007 года. Там напечатана статья Фрумкина «Демографический сбой, или Континент проигравших». Речь в ней об изданной в 2003 году книге профессора Бременского университета Гуннара Гейнзона «Сыновья и мировое господство». Вот таким кружным путем идеи, изложенные в этой книге, дошли до живущих в Германии русскоязычных читателей. Главная идея профессора состоит в том, что волна терроризма и насилия, захлестнувшая современный мир, обязана своим происхождением «злокачественному демографическому приоритету молодежи», имеющему место в некоторых странах. Попросту говоря, это страны с высокой рождаемостью и, соответственно, высокой долей в населении молодежи, которая не знает, чем себя занять. Отсюда ее высокая агрессивность, восприимчивость к идеям насилия.
Профессор пишет, что Европа, взяв на содержание некоторые страны с высокой рождаемостью, в частности, Палестинскую автономию, а также принимая у себя большое число неквалифицированных иммигрантов из стран Третьего мира, готовит себе могильщиков. Сай полностью поддержал профессора, и потому назвал Европу Континентом проигравших, противопоставив ей англо-саксонские страны – Канаду, Австралию, Новую Зеландию, где иммиграционная политика другая. США в 1997 году, пишет он, также приняли меры. Если политика европейских стран не изменится, их народы довольно скоро окажутся меньшинством на собственной территории.
Нетрудно видеть, что позиция профессора Гейнзона, а также Фрумкина противостоит основным постулатам политкорректности. То же самое можно сказать об опубликованном в № 6 «Рубежа» за 2008 год очерке Фрумкина «Почему евреи не похожи на Арафата»: там речь идет о том, что установленная в США система квот при приеме в учебные заведения или на работу для этнических меньшинств (чернокожих и латиноамериканцев) только вредит их ассимиляции в американское общество. Евреи, японцы, корейцы, вьетнамцы, индусы, пакистанцы никаких квот не имели и давно перестали считаться национальными меньшинствами, завоевав достойное место в американском обществе. Опять мы видим вопиющее пренебрежение политкорректностью!
И второй печатаемый здесь очерк «Бремя белого человека» – это же вопиющее попрание всех догм политкорректности! Сай прекрасно понимал экстравагантность и неосуществимость предложенной им идеи реколонизации Черной Африки, но «политкорректоры» скорее согласятся, чтобы жители этой части мира перерезали друг друга до последнего человека, чем допустят даже мысль о том, чтобы лишить их обретенной «свободы».
И даже третья предлагаемая вам его статья – «Всемирный полицейский» – тоже имеет отношение к этой теме, ибо ненависть к Америке – непременная составляющая кодекса политкорректности. И ненавидят ее «политкорректоры» именно за ее роль мирового полицейского: не дает она разгуляться «защитникам угнетенных» – ранее коммунистам, теперь – исламистам.
Нет, не зря Владимир Матлин писал о том, что одной из сквозных тем саиной журналистики была тема идиотизма политической корректности.
А если хорошенько подумать, то можно прийти к выводу, что позиция еврейского истэблишмента Америки, допускавшая только тихие, закрытые, корректные методы борьбы с советским бесправием, это тоже была политкорректность, только другого сорта. И Сай, ставший в жесткую оппозицию к этой позиции, и в этом случае боролся с политкорректностью.
Что поделаешь, таким насквозь не политкорректным человеком был Сай Фрумкин. И потому он был нашим единомышленником.
А закончить этот посвященный его памяти очерк я хотел бы его словами, записанными Вахтангом Кипиани:
В Литве до войны было приблизительно 240 тысяч евреев. После войны их осталось не больше 20 тысяч. Почему именно мне повезло? Я до сих пор удивляюсь, и не могу дать ответа. Во всяком случае, поэтому не имею права просто прожить жизнь, не оставив за собой память. Я не хочу, чтобы на моей могиле было написано, что тут лежит Фрумкин, который, будучи бизнесменом, продал 2 млн. ярдов тканей, но я хотел бы, чтобы написали, что здесь лежит Фрумкин, который постарался что-то сделать для других.
Пусть образ этого человека, столько сделавшего для других, останется в памяти поколений.
Израиль Зайдман