История

История

ПАМЯТЬ ЖЕЛЕЗНОГО ВРЕМЕНИ

или

ЕЩЕ ОДНА КАВАЛЕРИСТ-ДЕВИЦА

Окончание. Начало в № 10.

Нужно сказать, что в Петербурге чиновники не уступали своим прусским коллегам в любви к различным справкам и отношениям. Заведённое 17 апреля 1817 года дело о назначении пенсии вдове погибшего в Париже в 1814 году уланского вахмистра Графемуса двигалось медленно. Просительница должна была запастись терпением и ждать годами. На беду Луизы случилось самое непредвиденное: вахмистра Графемуса не оказалось в списках уланского полка великого князя Константина Павловича. Делом о назначении пенсии Луизе Графемус занимался по поручению императора начальник Главного штаба князь П.М.Волконский. Пытался помочь Луизе в оформлении пенсии и издатель газеты «Русский инвалид» Павел Пезаровиус, который к этому времени был членом вновь созданного «Комитета 18 августа попечения о раненых и инвалидах» и директором канцелярии этого комитета. Но дело продвигается медленно и вскоре совсем замирает. Неожиданный поворот в судьбе Луизы Графемус вынуждает её и вовсе отказаться от хлопот о вдовьей пенсии.

Дежурный генерал Главного штаба А.А.Закревский докладывал князю П.М.Волконскому:

Статский советник Пезаровиус во исполнения Высочайшего повеления доносит, что вдова Луиза Графемус точно та самая, о коей упомянуто в «Русском инвалиде» и которая, по свидетельствам её начальников, служила уланом в корпусе генерала Бюлова-Денневицкого. Отличилась в разных сражениях, с союзными войсками вступила в Париж в 1814-м году, получила «Железный крест» и прусскую военную медаль, а в 1815-м году паки определилась в службу и при Белль-Аллиансе ранена в правую грудь и левую ногу. Имеет чин вахмистра и получает инвалидный пенсион по два талера прусской монеты в месяц. Из скромности носит обыкновенное платье, но имеет с собой и уланский мундир. В Санкт-Петербург возвратилась для того, что намерена выйти замуж за весьма искусного молодого переплётчика, уроженца кёльнского.

Героиня освободительной войны против Наполеона Луиза Графемус была популярной личностью в немецком обществе Санкт-Петербурга и её часто приглашали на различные праздники и встречи. Луиза, наверное, была женщиной разумной и рассудительной, с определённым жизненным опытом, хорошая собеседница и рассказчица, не лишённая юмора. Издатель газеты «Русский инвалид» Павел Пезаровиус, впервые увидевший Луизу в 1815 году, отмечал в своей статье:

Способ, коим она о себе изъясняется, показывает столь же много нежности чувства, как и тонкости ума, что ещё возвышается истиною и выразительностию лица и слов ея и заставляет невольно принимать живое участие в ея жребии доселе довольно горестном.

Нужно сказать, что, судя по двум сохранившимся портретам и описаниям современников, Луиза не отличалась особой красотой. Каким же сильным обаянием нужно было обладать, чтобы при такой наружности привлекать людей и вызывать их симпатии? Как мне кажется, эти черты характера и позволили Луизе впоследстие стать известной петербургской предпринимательницей.

Немцы были наиболее многочисленной частью иностранцев, проживающих в Петербурге. Как сообщают историки, в 1818 году в столице числилось 26 612 немцев, в это время население Петербурга составляло 386 285 человек, так что доля немецкого населения была значительна. С начала XVIII века в руках немцев традиционно сосредоточивались многие виды ремесленной деятельности. Существовали специальные цеховые объединения: Немецко-булочное и Немецко-скорняжное. Почти все петербургские аптекари и врачи были немцами. Немецкие врачи в 1818 году организовали первое Петербургское врачебное общество «Deutsche Arztliche Verein» («Немецкое врачебное общество»).

Много немцев было и среди переплётчиков столицы. Нельзя сказать, что переплётное дело в начале XIX века процветало в России – все русские типографии выпускали в год около 350 тысяч экземпляров книг (в среднем в типографии издавалось в год 250-300 книг при среднем тираже каждой книги 1 200 экземпляров). И хотя все книги издавались в мягкой обложке, и сами читатели отдавали книгу в переплёт (твердый типографский переплет появился несколько позже, в 1830-х годах), но всё же ещё очень мало книг издавалось и покупалось в России. А только в Петербурге работало 45 переплётных мастерских.

Работал в Петербурге и уроженец Кёльна «переплётных дел мастер» Иоганн Адам Корнелиус Кессених (Johann Adam Kornelius Kessenich, 1788-1868). Где и как познакомились Луиза и Иоганн Кессених семейное предание не сохранило, но в 1817 году в Петербурге состоялось бракосочетание Луизы, урождённой Эстер Мануэль, вдовы уланского вахмистра Графемуса, 31 года, и переплетчика Иоганна Кессениха, 29 лет.

Дела в переплётном заведении Иоганна Кессениха шли не очень хорошо, и семья решила переехать в Ригу. Здесь в 1818 году родился первый ребёнок – сын Карл Иоганн. Луиза пользовалась в Риге всеобщим вниманием и покровительством самых высоких особ города. Достаточно сказать, что восприемниками при крещении сына Карла, которое проходило в Домском соборе, были наследный принц великого герцогства Саксен-Веймар-Эйзенах, и что немаловажно, супруг русской великой княгини Марии Павловны, Карл Фридрих, и генерал-губернатор прибалтийских и Псковской губерний маркиз Филипп Осипович Паулуччи.

Урожениц Модены, боевой пехотный генерал Паулуччи, находясь на русской службе, проявил себя способным военачальником и дипломатом. Многие историки считают, что он сыграл основную роль в заключении Таурагской конвенции. Чаще всего о Псковском военном губернаторе маркизе Паулуччи вспоминают историки русской культуры, когда говорят о ссылке Пушкина в Михайловское. Конечно, Паулуччи не был знаком с Пушкиным и, возможно, даже не читал его стихов, генерал и его канцелярия по долгу службы вели переписку об установлении надзора за опальным поэтом. Но генерал не был чужд и литературных интересов, в 1826 году он предлагал императору Николаю составить особое литературное сообщество «для оппозиционного действия против революционных сочинителей». Идея генерала Паулуччи была реализована только в следующем веке, когда был создан Союз советских писателей.

Жители Риги были осведомлены о проживании в городе популярной героини войны против Наполеона – статью о Луизе и её подвигах 28 июня 1821 года поместила рижская городская газета «Rigaschen Stadtblaettern».

Из Риги семья Кессених переезжает в Митаву (ныне город Елгава в Латвии), а затем и в Вильно. В Прибалтике родились ещё двое детей в семье Кессених: дочь Анна Елизавета и второй сын Николаус Генрих. Луиза Кессених не только пользовалась покровительством высоких особ, но и была популярна в прибалтийском обществе. Неизвестный художник, подписавшийся инициалами A.G., выполнил в 1820-е годы гравюрованный портрет героини войны против Наполеона в уланском мундире, портрет широко распространялся в Прибалтике и был известен в Пруссии.

Гравюра изображает Луизу в возрасте 34-36 лет, у неё короткая стрижка, что для женщины XIX века было очень необычно, а в XXI веке такую прическу можно считать супермодной. На Луизе наглухо застёгнутый военный мундир с высоким, возможно, красным воротником, отороченным золотым галуном и красными погонами. Мундир, наверное, синего цвета, а часть мундира на груди красного цвета с двумя рядами светлых металлических пуговиц. Рукава мундира имеют красные обшлаги с золотым галуном. Брюки на Луизе серого цвета с красными лампасами. Грудь Луизы слева направо пересекает широкая светлая перевязь, на которой у улан обычно крепится сумка с порохом и пулями для ружья и пистолетов, из-под перевязи виднеется Железный крест и медаль. В левой руке Луиза держит ножны с саблей, а правая рука лежит на эфесе оружия и, кажется, готова его обнажить. Луиза смотрит на зрителя уверенно и несколько с вызовом, хотя трудно поймать взгляд её чёрных глаз. Некоторая мягкость и женственность лица входят в противоречие с воинственной позой. Довольно эффектная гравюра с явным, насколько можно судить по последующему прижизненному изображению, портретным сходством.

Внизу портрета художник поместил надпись: «Die Frau Luise Grafemus, welche den Krieg von 1813 bis 1815 als freiwilliger Ulan und zulest Wachmeister in Koeniglich Preussischen Dienst mitgemacht und besonders ausgezeichnet hat». («Госпожа Луиза Графемус, которая участвовала в войне 1813-1815 годов как улан доброволец, а затем как вахмистр прусской королевской службы, и была особо награждена»).

Моё описание чёрно-белого оттиска гравюры с портретом Луизы Графемус с упоминанием цвета мундира и брюк предположительны и основаны на изучении униформ прусских уланских полков начала XIX века. Конечно, некоторые элементы мундира не соответствуют униформе прусских улан того времени: прусские уланские мундиры, как правило, синие и не имеют красной вставки на груди, а также не имеют отделки галунами на воротнике и рукавах. Но ещё более странным является правая рука Луизы, сжимающая рукоятку сабли, ведь в то время, когда был выполнен портрет, у Луизы уже не было кисти правой руки. Возможно, что это обычный портрет героини с элементами фантазии художника. Таких портретов было много в истории искусства, и знатоки военной униформы и наград часто спорят о том или ином произведении живописи и нередко приходят к выводу, что художник допустил значительные вольности в изображениии этих важных элементов портрета своего персонажа.

Снова в Петербурге. Красный кабачок

В конце 1830-х годов семья Кессених возвращается в Петербург. Иоганн Кессених заболел и больше не мог работать и заниматься переплётным делом, заботы о содержании семьи пришлось взять на себя Луизе. Возможно, что работа мужа Луизы в Прибалтике проходила довольно успешно, и семья накопила кое-какие сбережения. Это позволило Луизе вскоре после приезда в Петербург приобрести трактир под названием Красный кабачок, который в то время был довольно популярен у петербургской публики и при должном управлении мог давать изрядный доход.

Размещавшийся на 10-й версте Петергофской дороги трактир был известен ещё со времён Петра I. Своим указом от 16 ноября 1706 года царь подарил земельное владение вокруг кабака переводчику Семену Иванову «за его службу, раны, полонное терпение и уход из полону». Рядом с трактиром на дороге сооружается дом для приезда царя и военных чинов. В 1713 году царь отдаёт этот дом переводчику Иванову для устройства в нём вольного дома по немецкому обычаю (трактира) для торговли водкой и табаком.

Дело в новом трактире пошло хорошо, и царь, озабоченный благоустройством столицы, повелел открывать всюду в городе трактиры и постоялые дворы. К 1724 году было открыто 15 таких трактиров или герберов (от немецкого die Herbere – постоялый двор).

В трактире Красный кабачок часто останавливались Пётр I, князь А.Д.Меншиков и другие вельможи петровского времени. В дни дворцового переворота 1762 года Екатерина II с отрядом только что присягнувших ей гвардейцев в ночь с 28 на 29 июня ночевала в трактире на пути в Петергоф. Красный кабачок с удовольствием посещали императоры Александр I и Николай I.

Трактир под умильным названием Красный кабачок переходил от владельца к владельцу, и почти двести лет заведение пользовалось неизменной популярностью у жителей столицы. В меню были вафли со сливками и различным видами варенья, их предпочитали дамы, а мужчины заказывали солонину или телятину, которую запивали пуншем. Кроме пунша, особой популярностью пользовался глинтвейн, которого выпивали за день тысячи стаканов.

Знаток русской старины М.И.Пыляев рассказывал:

Позднее, при императоре Александре I, тогда лучшие полки гвардии стояли в Стрельне и Петергофе, и ездить в Петербург офицерам без дозволения великого князя, без билета за собственноручным его подписанием, нельзя было. Вследствие этого обстоятельства как почтовая станция, так и трактиры по этому тракту были полны офицерством, любившим, как говорили тогда «сушить хрусталь и потеть на листе»; последнее обстоятельство также называлось «бессменным советом царя Фараона», т.е. тут метали банк «от зари до зари». В то время картёжная игра ещё не была запрещена в трактирах; особенно сильная азартная игра велась в Красном кабачке.

Впервые в Красном кабачке появился в это время цыганский хор, а со временем цыганское пение приобрело особую популярность в русском обществе, и в Красном кабачке, по рассказам М.И.Пыляева, происходили настоящие оргии. С музыкой и песенниками, на тройках, на лихих рысаках съезжалась туда публика. Заехав в тракт спрашивали шампанское не бутылками, а целыми ящиками. Вместо чая пили пунш. Цыгане, крик, шум и «мёртвая» чаша! В старину всё это считалось молодецкой забавой.

В первой половине XIX века Красный кабачок представлял собой большое деревянное здание, сооружённое из цельных брёвен. В трактире имелось несколько больших отдельных друг от друга помещений, в которых одновременно могли находиться компании людей разного круга: аристократы из высшего света, пирующие офицеры, купцы, обмывающие удачное коммерческое дело.

Строения кабачка хорошо сохранились и в начале XX века, и на фотографии 1907 года можно даже рассмотреть вывеску с надписью «Красный кабачок».

Немецкие ремесленники часто собирались в Красном кабачке отмечать семейные и религиозные праздники, приходили большими семьями с жёнами, тетками, тёщами. Особенно любили немцы Петербурга отмечать в Красном кабачке масленицу (die Fastnachtwoche). Немецкие праздники долгие, с большим количеством пива и еды, с весёлыми длинными песнями. Вот тут в Красном кабачке и возникла традиция потасовок между гвардейской и аристократической молодёжью и немецкими ремесленниками.

Ф.В.Булгарин вспоминал об этих развлечениях начала XIX века:

Жаль мне, когда я подумаю, как доставалось от наших молодых повес бедным немецким бюргерам и ремесленникам, которые тогда любили повеселиться со своими семействами в трактирах на Крестовском острове, в Екатерингофе и на Красном кабачке. Молодые офицеры ездили туда, как на охоту. Начиналось тем, что заставляли дюжих маменек и тетушек вальсировать до упаду, потом спаивали муженьков, наконец хором затягивали известную немецкую песню Freu’t euch des Lebens, упираясь на слова Pflucke die Rose, и наступало волокитство, оканчивавшееся обыкновенно баталией. Загородные разъезды содержались тогда лейб-казаками, братьями уланов. Кутили всю ночь, а в 9 часов утра все являлись к разводу, кто в Петербурге, кто в Стрельне, в Петергофе, в Царском Селе, в Гатчине, и как будто ничего не бывало! Через несколько дней приходили в полк жалобы, и виновные тотчас сознавались, по первому спросу, кто был там-то. Лгать было стыдно. На полковых гауптвахтах всегда было тесно от арестованных офицеров, особенно в Стрельне, Петергофе и в Мраморном дворце.

Такие развлечения золотой петербургской молодёжи в Красном кабачке были соверенно лишены националистического привкуса и были основаны лишь на гусарской лихости и удальстве. Эти традиции несколько вольных развлечений в либеральное царствование Александра I сохранялись долго. В потасовках в Красном кабачке принимал участие и Пушкин вместе с лихим гвардейцем своим старым другом Павлом Нащокиным.

Посещал часто Красный кабачок и Михаил Лермонтов. Вот как описывает поэт дорогу в Красный кабачок в озорном стихотворении «Монго»:

Луиза Кессених, став владелицей Красного кабачка в конце 1830-х годов, пыталась сохранить былую популярность заведения, хотя в новом суровом николаевском царствовании уже не было прошлых развлечений золотой молодёжи. Но посетителей привлекала хорошая кухня, которая приобрела черты характерные для немецкой кулинарии, и кабачок по прежнему оставался любимым местом встречи как немецкой публики, так и аристократической и военной молодёжи. Трактир славился своей музыкой и танцевальными вечерами, зимой строились ледяные горы. В трактире было всегда чисто и уютно, обслуга вышколена, продукты всегда свежие, и блюда хорошо приготовлены, что особенно ценилось, ибо было большой редкостью в российских трактирах и ресторациях.

Сохранился рассказ «Воспоминания юнкера» о Красном кабачке и его хозяйке. Рассказ описывал события 1845-1849 годов и был опубликованн в 1884 году в журнале «Русская старина»:

…Выступали мы в лагерь, обыкновенно, уже под вечер, так как переход в Петергоф совершался с ночлегом. Первый привал делался у известного Красного кабачка, тогда уже увядавшего, но всё-таки хранившего некоторые следы былой славы. Содержательницей его в то время состояла некая г-жа Кессених, гнусной наружности старуха, в юных летах служившая, как говорили, в прусских войсках, вроде нашей девицы Дуровой; с той только разницей, что последняя была гусаром, а Кессених – пехотинцем, так по крайней мере свидетельствовал висевший в Красном кабачке портрет ея, снятый в молодых летах, на котором она изображалась в мундире прусского фузилера, с тесаком через плечо. Бранные подвиги сей героини, кажется, не записаны на скрижалях истории; знаю я лишь, что на старости лет она, покинув меч, возлюбила занятия увеселительными заведениями; в самом Петербурге содержала танцкласс, а на петергофской дороге царила в Красном кабачке.

Возможно, что в Красном кабачке висел выполненный маслом портрет по гравюре, изготовленной в Прибалтике. Портрет, висевший в Красном кабачке, долго хранился в семье потомков Кессених в Петербурге. Вот как описывает этот портрет праправнучка Луизы Кессених известная российская актриса Татьяна Пилецкая:

В квартире на Таврической ещё до войны на видном месте висели два портрета и маленькая картинка, шитая бисером. Один портрет написан маслом. На нём изображена молодая очень некрасивая женщина с мужской стрижкой ёжиком, в зелёном мундире с красным стоячим воротником и тесаком через плечо. Второй портрет – литография этой женщины в преклонном возрасте. На платье её красовались воинские награды: железный крест и медаль. Литография и картинка, шитая бисером, сохранились по сю пору. А портрет, писанный маслом, исчез во время войны.

Как видно по описанию, на портрете маслом Луиза изображена в странной униформе: на этот раз мундир становится зеленым с красным воротником, что частично соответствует униформе уланов-добровольцев Восточно-прусского полка, но в этом полку воротник мундира не был красным. Ну точно, не везло Луизе с изображением на её портретах уланской униформы.

В начале 1846 года в популярной в то время петербургской газете «Северная пчела» появилась такая заметка:

На Красный Кабачок приглашает вас содержательница самого старого из Русских загородных трактиров женщина-воин мадам Кессених, сражавшаяся в прусских рядах (1813 и 1814 гг.) в уланском мундире за независимость Европы и украшенная военным орденом. Она давно уже переселилась в Россию, к своим военным товарищам, и потчивает посетителей в своей винтер-квартире русскими блинами и немецкими вафлями. Иностранцы боятся русских блинов, как картечи, но для госпожи Кессених блины – холостые заряды, и она сожалеет, что не может ввести нашего народного кушанья в прусские войска. Надобно навестить героиню знаменитой войны, променявшую бивуачные огни на мирный огонь очага. На Красном кабачке есть и горы.

Заметка явно рекламного характера, благо к этому времени издатель газеты Ф.В.Булгарин был уже знаком с Луизой Кессених – два года назад он писал о ней и её танцклассе подробную статью. Уверенно управляла Луиза Красным кабачком и ее буйный, но явный предпринимательский талант требовал новых сфер применения.

В 1840-е годы Луизы Кессених, имея опыт устройства увеселительных и танцевальных вечеров в Красном кабачке, решила организовать танцкласс.

Возникновение танцклассов в Петербурге относится к петровскому времени, можно сказать, что танцклассы возникли почти одновременно с новой столицей. После введения в русский обиход бальных танцев Петром I, европейские танцы стали одним из важнейших культурных навыков дворянства. Для обучения танцам дворянской молодёжи приглашались иностранные учителя – танцмейстеры, и уроки танцев проходили во многих богатых домах Петербурга. В 1738 году была организована танцевальная школа и в Сухопутном шляхетном кадетском корпусе. Первые частные танцклассы были открыты в 1763 году под руководством танцмейстера Пелена, затем количество танцклассов стало быстро расти, и в 1769 году открылось первое частное танцевальное заведение – «танцевальное зало». В первой половине XIX века танцевальные классы превратились в заведения для танцев и весёлого времяпрепровождения, в танцклассах начали встречаться молодые люди разных сословий. Из танцклассов начиналось распространение модных танцев: кадрилей на темы современных опер, полек и галопов. Танцклассы были предшественниками танцплощадок и дискотек, ставших столь популярными в следующем веке.

Когда Луиза Кессених принялась за устройство своего танцкласса, конкуренция в столице была довольно серьезная, здесь действовали несколько десятков танцклассов. Основная проблема была в хорошем оркестре, и Кессених пригласила работать один из лучших в Петербурге бальный оркестр под руководством венского дирижёра Йозефа Германа (Josef Herrmann), что обеспечило успех и популярность танцкласса. В оркестре Германа играли замечательные профессионалы – немецкие и австрийские музыканты, они исполняли не только танцевальную музыку И.Ланнера и И.Штауса-отца, но и серьёзную музыку Бетховена, Россини, Адана, а также русских композиторов Даргомыжского и Глинки. Летом оркестр с успехом играл в Павловском вокзале, куда публика съезжалась по только что пущенной Царскосельской железной дороге.

Танцевальное заведение Кессених размешалось в центре города, сначала на набережной реки Мойки 95, а позже на набережной реки Фонтанки 114.

Тяжёлым трудом достигнув благополучия, Луиза Кессених не забывала и о бедных соотечественниках, живущих в Петербурге. Газета «Северная пчела» 19 января 1844 года в №14, в разделе «Городские, литературные и музыкальные новости» поместила следующую заметку:

Редакция «Северной пчелы» получила письмо с просьбой пригласить охотников до танцев и до благотворения на вечер, который дан будет, с позволения начальства, 25-го января, в квартире танцевального общества, на Фонтанке, у Измайловского моста, в доме Тарасова. Сбор за вход, по полутора рубля серебром с кавалера, с правом ввести безденежно двух дам, назначен в пользу бедных здешних иностранцев.

Письмо подписала Луиза Графемус-Кессених, бывшая вахмистром королевсой прусской службы.

Разумеется, что Редакция удивилась сей подписи и из любопытства навела справку. Оказалось, что г-жа Графемус-Кессених точно служила в прусских уланах, в 1812-1815 годах, была во всех сражениях с полком, имеет медаль и военный орден, с чином вахмистра, и теперь, на старости, содержит в Петербурге так называемый танцкласс. Храбрая амазонка скрывала свой пол на службе, но теперь знаки военного отличия украшают женский корсаж! Замечательно, что г-жа Графемус Кессених препоясала меч и взяла в руки уланскую пику единственно из энтузиазма, одушевлявшего тогда Германию на борьбу с Наполеоном. Чудные были времена!

Танцевальные вечера в зале Кессених посещали многие известные люди Петербурга, бывали в танцклассе Н.А.Некрасов, М.Е.Салтыков-Щедрин, Ф.М.Достоевский, что отразилось во многих произведениях этих писателей. Молодой Николай Некрасов писал предлинные стихотворные фельетоны с разоблачением и обличением нравов, царивших на самой популярной танцплощадке столицы. Не отставал от Некрасова и желчный Михаил Салтыков, который тоже, конечно, не одобрял манеры, вкусы и поведение купеческой и небогатой дворянской молодёжи. Каждый, кто в прошлом читал в советской печати фельетоны, обличающие нравы, царившие на танцплощадках парков и садов бывшего Советского Союза во второй половине XX века, вполне может себе представить, о чем писали сатирики позапрошлого века. Ну, это я уж слишком упростил классиков. А молодой Некрасов иногда довольно восторженно отзывался о танцевальном заведении Луизы Кессених:

Ещё долго в 1850-х годах Луиза Кессених и её танцевальное заведение сохраняло свою неизменную популярность, что обеспечило коммерческий успех предприятия. Но возраст давал себя знать, и Луиза постепенно отходила от управления трактиром и танцклассом, обеспечив благосостояние семье.

Луиза Кессених была известной личностью в Петербурге в николаевское царствование. Она знала всех, и весь город был знаком с героиней войны 1813-1815 годов. В начале 1850-х годов широко распростанялся и портрет Луизы, который литографировал А.Мюнстер по рисунку И.С.Щедровского, выполненного в июле 1852 года за несколько месяцев до смерти Луизы Кессених. На экземпляре портрета, хранящемся в петербургском Эрмитаже, имеется следующая надпись: «Luise Grafemus-Kessenich, welche den Krieg von 1813-1815 als feiwilliger Uhlan und als Wachmeister in Koniglich Preussischen Diensten mitgemacht besonders ausgezeichnet hat» («Луиза Графемус-Кессених, которая как улан доброволец и вахмистер Королевской прусской службы принимала участие в войне 1813-1815 годов и была отмечана наградами»). Вот как описывает этот портрет праправнук нашей героини петербуржец Владимир Александрович Кессених:

На литографии изображена пожилая женщина в кружевном платке и тёмной накидке, свободно спадающей с правого плеча. Левая рука с маленькой натруженной кистью покоится на резном подлокотнике кресла. С некоторой нарочитостью выставлены украшающие её кольца. Портрет глубоко психологичен. Продолговатое лицо с крупными чертами некрасиво. Над верхней губой заметны старческие усы. Редкие волосы разделены прямым пробором. Взгляд живых тёмных глаз печален и углублён в себя. Но это взгляд человека твёрдого, волевого, энергичного, привыкшего стойко переносить жизненные невзгоды. Грудь пожилой женшины украшают воинские орден и медаль. Кисть правой руки отсутствует, именно поэтому художнику понадобилась спадающая кружевными складками накидка. Перед нами потртет увечного воина.

Жизнь героини освободительной войны немецкого народа 1813-1815 годов, одной из популярнейших личностей петербургского быта первой половины XIX века и успешной предпринимательницы Луизы Кессених оборвалась 30 октября 1852 года. Луиза умерла на 66-м году жизни в окружении семьи и была похоронена на лютеранской части Волковского кладбища, на котором хоронили также католиков и евреев.

Это кладбище считалось привилегированным. В описании города 1838 года о нём написано как об очень хорошо убранном и устроенном. «Прогулка по кладбищу, устроенному в виде сада и цветника, с множеством превосходных памятников, не может не быть интересна», – писали в путеводителе. Через некоторое время семья Кессених построила над могилой матери семейства склеп.

В этом склепе были позже похоронены муж Луизы Иоганн Адам Кессених, умерший в 1868 году, а также дети Луизы и Иоганна: сын Николай Генрих, который умер в 1866 году, и дочь Анна Елизавета, умершая в 1906 году. Первый сын Кессених Карл Иоганн, который родился в Риге, умер в начале 1890-х годов в Харькове, где и похоронен. Склеп семьи Кессених на Волковом кладбище не сохранился, и фотография захоронения находится сейчас в фондах Института археогии АН России.

Луиза Гафемус-Кессених, её жизнь и героические подвиги были почти на полвека забыты. Но в 1912 году гравюра с изображением героини освободительной войны 1813-1815 годов появилась на выставке, организованной к столетию Отечественной войны 1812 года в Риге. В каталоге выставки была напечатана репродукция гравюры и краткие биографические сведения о Луизе Графемус-Кессених. Первая публикация XX века о Луизе Графемус в Германии появилась в 1917 году, потом только в 1935 году вышла брошюра Морица Штерна, подробно рассказывающая о её жизни. О Луизе забыли во времена нацизма, а затем писали часто, повторяя рассказы о её подвиге и её еврействе. Но немецким исследователям было мало известно о жизни Луизы Графемус-Кессених в России.

Долгое время не было ничего известно о жизни детей Луизы Графемус, оставленных в Германии. Но один из немецких кинокритиков в своих воспоминаниях, опубликованных в 1981 году, рассказывал, что зимой 1934-1935 года он смотрел немецкую героическую кинокомедию «Черный егерь Иоганна» о приключениях и подвиге девушки, которая добровольно пошла в армию и воевала в кавалерии против Наполеона. В фильме играли популярные в то время актёры Марианна Хоппе и Густав Грюндерс. Далее критик пишет:

Мы были воодушевлены мастерством актёров. А наша работница госпожа Поммер к тому же дополнила сюжет фильма таким рассказом: «Нет, чёрный егерь Иоганна действительно существовала. Её звали Луиза, она, переодевшись мужчиной, служила в уланах, участвовала в походе 1813-1814 годов добровольцем в отряде Лютцова, была два раза ранена, её храбрость была отмечена: она получила чин вахмистра и была награждена Железным крестом».

В общем всё, что рассказала госпожа Поммер, мы уже слышали в школе, но она заключила свой рассказ таинственным и политически опасным сообщением: «Чёрный егерь Луиза, в замужестве Графемус, родилась в еврейской семье и её звали Эстер Мануэль. По строгим расистским законам нацистов она должна считаться стопроцентной неарийкой. Она была, конечно, еврейкой».

Гопожа Поммер говорила, что она готова в этом поклясться, так как она является правнучкой этой героини и видела собственными глазами Железный крест, портрет её прабабушки, конечно, в егерской форме, и некоторые старые документы, которые с благоговением хранили внуки Луизы Графемус.

Так значит живы были ещё в 1930-х годах потомки Луизы в Берлине и хранился в семье портрет Луизы Кессених в уланском мундире с саблей, выполненный в 1820-х годах в Прибалтике!

Немецким историкам казалось странным стремление Луизы Графемус всегда подчеркивать своё еврейское происхождение и указывать еврейское имя – Эстер Мануэль. В то время в Германии крестившиеся евреи старались не упоминать своего прежнего имени и скрывали прошлое еврейство. Луиза Графемус по праву считала себя необычной женщиной, героиней, которая сражалась в кавалерийских частях. Из 22 героинь освободительной войны 1813-1815 годов в Германии, только двое, Мария Вердер, служившая в гусарском полку, и Луиза воевали в кавалерии. Ведь женщина в кавалерии начала XIX века смело может быть приравнена к женщине за штурвалом сверхзвукового самолёта XX века. Луиза подчеркивала свою необычность и утверждением своего еврейского происхождения.

В конце XX века появились новые работы немецких и израильских историков и писателей, рассказывающих о подвигах простой еврейской женщины Луизы Графемус, ставшей героиней освободительной войны 1813-1815 годов.

Первая публикация о жизни и судьбе Луизы Кессенних в Советском Союзе появилaсь в 1988 году в ленинградском журнале «Нева». О своей прапрабабушке Луизе Кессених и об истории создания ее литографированного портрета, выполненного в 1852 году в Петербурге, рассказывала известная актриса театра и кино Татьяна Львовна Пилецкая. Затем к истории своей семьи и знаменитой прапрабабушки Татьяна Пилецкая неизменно возвращалась в своих статьях, интервью и в книге воспоминаний «Серебряные нити» (1998). Пилецкая, урожденная Татьяна Людвиговна Урлауб (отчество актриса поменяла во время войны), была кинозвездой советских времён и многие помнят её по фильмам «Княжна Мери», «Дело № 306», «Разные судьбы», «Прощание с Петербургом». В 2006 году Татьяна Пилецкая выпустила новую книгу воспоминаний «Хрустальные дожди». «Это был грустный, но приятный хрустальный дождь. Его далёкие, звенящие, сверкающие капли как бы связывали меня с друзьями, коллегами, с далекими предками, с моими корнями, которые я скрывала почти всю свою сознательную жизнь. Теперь я могу об этом говорить», – пишет актриса.

Многие сведения о Луизе Кессених, её детях и внуках, живших в России, собрал праправнук Луизы, инженер, кандидит технических наук Владимир Александрович Кессених, опубликовавший в российской прессе и энциклопедических изданиях ряд статей о Луизе и её жизни в Петербурге. Владимир Кессених нашёл в Центральном государственном военно-историческом архиве заведенное по ходатайству Луизе Графемус дело об установлении пенсии за погибшего на русской службе мужа и обнаружил в русской печати статьи и художественные произведения XIX века, в которых упоминалось имя Луиза Графемус-Кессених.

Но потомки Луизы Графемус, живущие в бывшем Советском Союзе, не знали и не писали о её еврейском происхождении, что создало целую систему недомолвок и неточностей. Уж слишком гремучая смесь образовывалась из еврейско-немецкой крови – довольно опасная смесь для граждан бывшего Советского Союза.

Но всё же в жизни нашей героини остаётся много таинственного. Александр Сергеевич Пушкин писал 16 июня 1836 года о записках Надежды Дуровой в письме к её брату Василию Дурову: «Судьба автора так любопытна, так известна и так таинственна, что разрешение загадки должно произвести общее сильное впечатление».

Мне кажется, что такое же сильное впечатление должно произвести раскрытие многих, до сих пор таинственных обстоятельств жизни нашей героини. Но жизнь Эстер Мануэль, в первом браке Луизы Графемус, а во втором браке Кессених, настолько увлекательна, наполнена таким героизмом, драматизмом и приключениями, что она ещё не раз послужит сюжетом не только для документальных очерков, но и для художественных произведений.

Автор выражает благодарность Владимиру Александровичу Кессениху,

Венедикту Григорьевичу Бему и Александре Давыдовне Роловой

за неоценимую и дружескую помощь в подготовке этого очерка.